Ну и как можно поверить в реальность происходящего, если самый красивый мужчина бережно ухаживает за моей грудью, обещая при этом сотворить еще нечто тако-ое-е… что даже не выразить словами?

— Линн, при малейших проблемах — жжении, температуре, болях или еще чего-то, звони мне, даже если это глубокая ночь. Не принимай снотворное, а обезболивающее я тебе оставляю. Я не буду тревожить тебя сегодня вечером, приеду завтра утром. Кстати, не вздумай устроить пробежку, на улице холодно, а тебе надо беречь грудь.

Последовала еще тысяча советов, он проследил, чтобы я сделала первый компресс, проверил, чтобы выпила лекарство, в сотый раз повторил о необходимости беречь грудь и не высовывать носа на холод, поставить нагрев квартиры на более высокую температуру… рассовал продукты из корзины по полкам холодильника (я ужаснулась тому, сколько всего мне наготовил Свен, на этом можно продержаться до весны!), поцеловал меня на прощание, и наконец за Ларсом закрылась дверь.

Вот и пойми его, то заботливый, как настоящая клуша-наседка, то способен отшлепать за малейший проступок, даже не проступок, а просто легкое неподчинение. А порку флоггером предложить в качестве поощрения за хорошее поведение. И еще готов ждать, когда я попрошу меня изнасиловать.

Вот последнее, кажется, можно бы и сейчас… Но я понимала, что Ларсу нужно все сразу. Стопроцентное подчинение во всем. Стоит разобраться, нужно ли это мне.

Меня не было в Стокгольме всего неделю, а казалось — целую вечность. Хотелось увидеть людей, пройтись по любимым местам, посидеть в кафе, но я понимала, что Ларс прав, на улице не лето, уже декабрь, причем холодный на сей раз, легко можно застудить свою драгоценную грудь.

Но я все-таки позвонила. Привычно — бабушке, я ей звонила все эти дни, сказала, что слегка простужена, потому приехать не смогу, посижу дома, потом Оле с сообщением, что произошло. Оле, кажется, доволен. Чему, тому, что у меня пирсинг, что я буду жить с Ларсом или что он все же не виноват в смерти девушки? Странно, почему их с Анной до сих пор интересует Ларс, если уже ясно, что его алиби не вызывает сомнений?

Немного погодя позвонила Марта. Это меня удивило, мы не слишком часто общались, а уж по телефону тем более.

— К тебе можно зайти? Мне любопытно посмотреть на пирсинг. Оле сказал, что Ларс берет тебя в качестве нижней к себе.

— Приходи.

Я смущена такой осведомленностью Марты. Оле трепло, надо осторожней.

Марта явилась быстро, будто звонила из-за угла. Она пришла в восторг от пирсинга, заставила подробно рассказать, как все происходило, и что я чувствовала. Говорила и говорила, что-то спрашивала, о чем-то незначительном рассказывала… Но я чувствовала ее напряжение, словно Марта либо пыталась что-то выведать или, наоборот, скрыть.