Но далеко отойти от стола Линн не успела, последовал оклик Ларса:

— Линн… Ее больше нет.

— Что?

— Жаклин вышла в купальнике на солнце. Для нее это смерть.

— Ларс… — Линн просто растерялась, не зная, что сказать, а потому села на свое место. Губы дрожали…

— Она убила себя. Свен говорит, оставила записку, что хочет в последний раз увидеть солнце.

— Спасти было нельзя?

— Знаешь, она ведь не была ни жестокой, ни даже злой, но больше двадцати лет ночной жизни… не видеть солнца… пить человеческую кровь… чувствовать себя изгоем… Кто угодно с ума сойдет. Жаклин ненавидела всех, кто мог себе позволить загорать и вообще свободно двигаться.

Линн вспомнила, как Свен рассказывал, что она попросту испортила семейный альбом с фотографиями, там были снимки Ларса на пляже…

— Я поплыву на остров, ладно?

— Да, конечно.

— Линн, я прошу тебя, не увози Мари и не уезжай сама.

— Хорошо, Ларс. Я соболезную.

— Знаешь, а может, для нее это выход?

Он ушел, Линн видела, как отходит от причала у Музея фотографии яхта капитана Петера. Она еще долго сидела, глядя на вольно раскинувшийся на островах Стокгольм, любимый город, где она была так счастлива и так несчастна.

Позвонила бабушка:

— Линн, Жаклин убила себя.

— Я знаю, ба.

— Она вышла в купальнике на солнце и погибла. Какой кошмар! Свен говорит, что практически сгорела.