— Чего говорить, мы до конца утешения ищем в собственных толкованьях, — закончил рассказчик свое удивительное повествование.

— Ну, что же теперь, вновь ты ищешь близости с нашей жизнью? — поинтересовался я. — Как я понял, если правильно с тем, что вокруг, соединиться — тоже счастье можно испытать...

— Поздно мне с нашей жизнью близости искать, тем более любовной. Мне эта жизнь никогда взаимностью не отвечала, а и я к ней любви не испытывал... — улыбнулся грустно рассказчик. — Я теперь со смертью ищу, скорей, близости, может, тут повезет.

А с теперешней Жизнью мечтаю по-хорошему хотя бы расстаться, так чтоб без обид. Тут не до близости. Хочу вот деток немного подтолкнуть вперед, чтобы хоть у них наметилось движение в правильную сторону. Кто знает, может, удастся им вновь снами завладеть и себя в них припомнить по-настоящему. Что отцу не удалось, может, сыну с дочкой удастся завершить, и выскользнут они к настоящей жизни еще до конца своего пожизненного заключения. И жену мою, свою мать старенькую к тому времени выведут осторожно за пределы горького чувства. Пусть хоть и поздно, а вздохнет наконец и порадуется. Ну, а мне теперь, видать, иной близости, чем со смертью, не отпущено теми, кто всю жизнь за моими подкопами присматривал. Что ж, может, тут, наконец, хоть счастье выйдет снова, а там, кто знает? Могут и еще один жизненный срок добавить...

— Со смертью, положим, мы все соединимся "счастливо",— пошутил кто-то из посторонних, кто в это время нашу беседу уловил.

— Не говорите! — живо откликнулся рассказчик. — Очень разные у людей со смертью отношения. Я думаю, даже разнообразней, чем с Жизнью. И очень отличается нежная с ней близость с поцелуем, скажем, от грубого насилия над нами, когда придет темный ужас и употребит тебя недвусмысленно... Я предпочитаю поцелуй, и чтоб в виде красивой женщины, пусть и в строгом уборе ко мне явилась на любовную встречу. Та, которая обещает покой. Поцелуй у Смерти очень особенный, и спасение во всякий миг может прийти, даже в самый последний.

ЭПИЛОГ

ЭПИЛОГ

В точно означенный срок рассказчик, с чьих слов составлены эти записки, от нас ушел. Ушел туда, куда живыми немногие проникали, и откуда никто еще не возвращался. Не вышло ему прижизненного освобождения, до конца свой отбыл срок. Сказать, чтобы он помер — вряд ли так можно сказать, потому что для одних он, конечно, помер, а другие так его, вообще живым не считали. Разве так живут люди, как он? — восклицали. Были немногие, кто за мертвого его не считал, в их памяти, при помощи чувств он продолжал жить безбедно, в интимной близости, о которой тут неуместно распространяться.