– Стынь! – обидчиво вскрикнула вслед Богу Есислава и потрясла головой, степенно обретая и собственную плоть и понимание того где оказалась.

Лишь минуту спустя молодая женщина узрела пред собой трон и сидящего в нем Першего, обряженного в серо-сизое сакхи, одначе, без венца. Короткие, черные волосы Бога курчавились днесь много больше, а полные губы живописавшие улыбку густо переливались золотым сиянием.

– Девочка моя, – по теплому произнес старший Димург и протянул в сторону стоящей девушки поднятую с облокотницы левую руку. – Так рад тебя видеть, моя любезная.

– Только не прощупывай меня, – спешно дыхнула Есислава и тотчас укрыла лоб и лицо ладонями. Тем самым думая, что спрятала от взора Бога свои мысли и переживания.

Впрочем, Зиждитель подключив беса на себя, обо всех мыслях и переживаниях молодой женщины уже знал, потому и велел сыну принести ее на маковку, даже против желания.

– Не буду моя бесценность. Не буду, только не тревожься, – нежность в бас-баритоне Першего уже непросто звучала, она пела, успокаивая Еси своей отцовской любовью. – Подойдешь ко мне? Или я тебя, чем огорчил?

Димург сие, кажется, и не говорил, он выдыхал с таковой нескрываемой тревогой и любовью, что Есинька порывисто дрогнула. Она рывком убрала с лица руки, и, воззрившись на Першего ощутила острую, пронзительную и всепоглощающую тоску, владевшую ею весь этот срок. И посему более немедля, боясь захлебнуться той смурью, сорвалась с места и кинулась к протянутой руке Бога… Сейчас жаждая одного, хотя бы прикоснуться к трепетно колышущейся коже на кончиках его перст. Старший Димург не менее стремительно выкинул вперед и другую руку да подхватив девушку подмышки, подняв, усадил себе на колени. Он нежно приобнял ее правой рукой, схоронил всю голову в ладони и прижав к груди, замер… застыл… окаменел…

И поплыла… заколыхалась песнь любви, составляющая Бога и человека… Созидающая и одновременно разрушающая… Преображающая и изменяющая. Основой которой было не только естество Першего, но и плоть Есиславы… Чувственная, трепетная, ласковая плоть девочки, что ноне несла внутри себя одновременно принадлежащее лишь Богам и лишь людям. И в такт той любви медленно колыхали марными полотнищами облака в своде залы, степенно растворяясь в его поверхности.

– Так соскучилась… так… За всеми Богами, – едва слышимо шепнула Еси и прикрыла очи от наступившего спокойствия, которое, как теперь она понимала, могло быть только обок с Першим, обок Зиждителей да легохонько вздохнула.

Димург медлительно склонился к девушке и прикоснулся губами к макушке, участливо протянув: