— Это хорошо, что возвернулась, столь разыскивая всеми нами Отекная, — ровно отметил Димург и голос его нежданно резко набрал высокие ноты, в которых толи заколыхался смех… толи особая властность, рывком шлепнувшая Трясцу-не-всипуху по округлому затылку и тем пригнувшая ее голову. — Местонахождение данной бесицы-трясавицы разъясню позже… А тебе посоветую не забываться, абы пред тобой не Господь Вежды, а — Я!

И это Я!.. столь могутно наполнило всю залу, что бесица-трясавица не мешкая склонив еще и стан, да так, не испрямляясь побежала исполнять указанное. А Седми поколь точно заснувший, враз отворил очи и встревожено зыркнул на Отца, а после на стремительно исчезнувшую в зеркальной глади стены бесицу-трясавицу.

— Противное создание, — степенно озвучил Рас свои мысли. — И все время спорит, пререкается, а как упрется так прям бери и испепеляй. Я уже бросал в нее россыпь искр, посему она меня и опасается, а вот Вежды…

— Вежды, это нравится, — немедля отозвался Перший.

Он заботливо развернул юношу на спину, приподнял голову и принялся вливать ему в рот зелено-желтую настойку из кубка.

— Ты привез Кали-Даругу? — вопросил Седми, значимо понизив голос, так как узрел, что по мере опустошения кубка явственно оживились черты лица мальчика, спала бледность, затрепетали веки и губы.

— Не только Кали-Даругу, но и обеих девочек… Родитель повелел, чтобы я поговорил с Крушецом и успокоил его. Так как из переданного Небо, понял, что малецык на Него досадует, — ответствовал Перший и медленно вылил в рот юноши остатки настойки.

Яробор Живко вмале порывисто вздохнул, едва зримо дернулся всеми частями тела и также шибутно отворив очи, уставился на сидящего напротив него Седми. Перший меж тем поставил пустой кубок на покатую облокотницу и он тягуче принялся увязать в ее рыхлости. По первому схоронив там круглую подставку, высокую ножку, а затем и расширяющееся тулово. Господь заботливо приподнял тело мальчика, и, усадив, опер его спину и голову об свою грудь.

Юноша, судя по всему, так и не понявший, в меру собственной слабости, что за это время с ним случилось, лишь погодя обретя мощь в теле, неторопливо вздел голову и уперся взглядом в нависающий над ним округлый подбородок. Он, кажется, медлил пару минут, а засим резко отпрянув от груди Зиждителя, прополз по его вытянутым ногам вперед, и, развернувшись, ошарашено вонзился взором в его лицо. Густая белая пелена единожды пронеслась пред очами Яробора Живко и покрыла кожу лица бусенцами пота.

— Ты? — чуть слышно прошептали губы.

— Я, мой милый, — полюбовно отозвался Перший, и, сняв с облокотницы левую руку, ласково огладил перстами и ладонью мальчика по голове, всколыхав на ней густоватый, вьющийся хохол. — Зачем ты состриг волосы? — стараясь отвлечь его от волнения поспрашал Бог.