Она поймала его, думая, что это какой-нибудь волшебный предмет, по поводу которого он нуждался в ее мнении... хотя, она задалась вопросом, почему в такое странное время. Это была маленькая, плоская коробочка — такая, в которой мог бы храниться медальон ли амулет. Она открыла ее, и у нее отвисла челюсть.
Внутри было кольцо.
— Ох, — вздохнула она, осторожно вынимая его и поднося его к глазам. Кольцо было сверкающе-золотым с камнем в простой оправе... всего один очень большой бриллиант. Она хотела что-нибудь сказать, но, казалось, разучилась говорить.
Гарри медленно приблизился к ней и забрал кольцо из ее онемевших пальцев.
— Около месяца назад я был в Нью-Йорке по делу, — тихо сказал он. — Я шел по Пятой авеню и проходил мимо “Тиффани”. Мои ноги, вроде как, сами по себе туда меня завели, — она ошеломленно смотрела, как он опустился перед ней на одно колено. В голове у Гермионы все смешалось, пока он смотрел на нее снизу, в одной руке держа ее ладонь, а в другой — кольцо.
Когда он заговорил снова, голос у него был резким:
— Каждое утро, когда я открываю глаза, мне кажется, что больше любить тебя уже невозможно, — сказал он. — Я проживаю свой день как обычно. Я иду на работу, отправляюсь в поездки, возвращаюсь домой, я говорю с тобой и обнимаю тебя, я читаю, ем, сплю. А потом, на следующий день, я просыпаюсь, вижу, что ты спишь рядом и с удивлением обнаруживаю, что люблю тебя еще больше… и снова мне кажется, что это точно предел, что теперь больше любить тебя уже невозможно. Потом все повторяется. Я все еще жду дня, когда я проснусь и буду любить тебя только так сильно, как любил, когда ложился спать. Не думаю, что он когда-нибудь настанет, — он улыбнулся ей с блестящими глазами. Гермиона улыбнулась в ответ; колени у нее дрожали как теплый пудинг. — Когда я думаю о своем будущем, единственное, что остается неизменным, это твое присутствие в нем. Я не могу представить себе жизнь без тебя.
У Гермионы из горла вырвался звук, какой-то полу-смешок — полу-всхлип. Слезы теперь не переставая текли у нее из глаз.
— Выйдешь за меня? — прошептал он; в глазах его было полно надежды и не мало волнения. — Как считаешь?
Гермиона упала на колени, опустившись до его уровня, и положила руки на обе стороны его лица.
— Мне кажется, я самая счастливая женщина на свете, — тихо сказала она.
— Так что, выйдешь?
— Да, Гарри. Выйду, — ее улыбка превратилась в счастливую ухмылку, на щеках сияли мокрые дорожки.
Он сделал большой выдох и облегченно опустил плечи, на лице зажглась улыбка. Они крепко обнялись, обмениваясь теплыми и взволнованными поцелуями.