Вот сейчас он вспомнил. Оказавшись здесь, разом вспомнил, как в прошлом мае точно так же неожиданно выбрался из леса на эту широкую проплешину, всем нутром ощущая, что его враг уже близко, что тянуть больше нельзя, надо сделать то, что он задумывал…

Память вмиг нарисовала ему, в каких именно точках возникли на поляне фигуры умерших, и своё местоположение относительно них. Он направился туда, к этому месту, с краю и немного поодаль оттуда, где он сейчас стоял, а радиоголос перешел уже буквально в громовой бас.

Кажется, это было здесь… Он сделал шаг, другой в сторону, пытаясь сориентироваться точнее.

«…последствия операции НАТО «Союзная сила» против Союзной Республики Югославия до сих пор занимают главное место в обсуждениях на встрече стран — членов Альянса, состоявшейся в…………………………………………………………………………»

Голос сорвался в непереносимый высокий гул-визг, как будто микрофон вошёл в резонанс. Он едва не сшиб с ног, заставляя изо всех сил зажать уши и крутиться на месте, пытаясь избавиться от ездящего по нервам звука. Только спустя несколько секунд Гарри догадался набросить на голову свой плащ-невидимку. Громкость моментально снизилась на несколько тонов, позволяя перевести дух. По крайней мере, похоже, он отыскал нужное место.

Хмурое небо над головой приобрело уже вполне вечерний оттенок, погружая поляну в густые черные тени, отбрасываемые окружающими деревьями.

— Люмос максима! — выкрикнул он и опустился на четвереньки, принявшись шарить в траве растопыренными ладонями, пытаясь не обращать внимания на микрофонный визг, постоянно висевший над ним и действующий, как зубная боль.

Как назло камней вокруг было много, даже слишком много, и ни один из них даже близко не походил на тот, что ему был нужен. Раз за разом он поднимал к глазам очередной камешек, обнаруживая ещё один угловатый кусочек песчаника, и отчаяние всё более одолевало им. Иногда он действительно порывался воскликнуть «акцио», но благоразумие твердило ему, что подобные предметы не подчиняются привычному порядку вещей. Вряд ли это вообще был предмет в привычном смысле этого слова, а потому единственное, что ему оставалось — использовать свои собственные руки. Шарить и отсеивать, копаться в этой каменистой почве, отбрасывая в сторону ненужное, и полагаться лишь на собственное терпение и внимание.

Он провозился таким образом не меньше получаса, вспотел с головы до ног, спина и ноги затекли в неудобной позе, пальцы уже почти ничего не чувствовали, взрыхляя дёрн, а висящий радиогул не прекращался при этом ни на секунду.