Джасти напряглась — уж слишком их было много, а подмоги ждать неоткуда. Либо закончатся стрелы, либо те рано или поздно доберутся до своих жертв. Нет, всё-таки рано! Один орк таки прорвался к Исенгриму и Зевинасу, и мужчинам ничего не оставалось, кроме как атаковать, ловко прыгая в морду и моментально втыкая оружие в неё. Так, один за другим, эльфы убивали врагов и пытались оттеснить их обратно на улицу. А женщинам приходилось тяжелее — теперь, из-за страха попасть в своих бравых мужчин, они пускали стрелы реже, но меткость от того не страдала. Орки пытались разрубить двух эльфов, размахивая мечами, секирами, топорами, но Железный Волк ловко отпрыгивал от страшных лезвий, а Зевинас хитростью направлял оружие врага в рядом стоящих уродцев. Но оттеснить их не получалось, а орки стали пробивать себе новые входы с разных сторон лазарета. Очень быстро образовалась новая дыра — там, где как раз Амайра увидела ростки бойни. Зевинас метнулся туда, ведь окно находилось в опасной близости от женщин. Убив одного, он хотел броситься на второго… Но не увидел, а быть может, из-за неопытности, но он позволил орку схватить себя за голову. Юноша закричал, во врага полетели стрелы, но они не пробивали доспехи, а неприкрытая шлемом часть лица была повернута в другую сторону. Исенгрим не мог разорваться — он продолжал держать оборону на узком проходе. Орк закричал в лицо молодого эльфа, будто тем самым провозгласил о своей победе, и с силой ударил того лицом об стену. Эльф обмяк…
— Зевинас! — закричала Мариэль и хотела рвануть на помощь к своему возлюбленному, но Джасти успела заметить это и, схватив подругу за плечи, прижала к себе. — Отпусти меня!
Нет, нельзя! «Прости, Мариэль». Там орк — приблизиться к нему означало погибнуть. Эта тварь повернулась к женщинам, бросив свою уже неинтересную добычу на пол, стала идти на них. Ярость придала малышке дюжинной силы, и она, с лёгкостью отбросив от себя Джасти, пустила стрелу. Мщение произошло мгновенно.
Пока женщины не позволяли остальным оркам пробраться в окно, теперь уже Джасти метнулась к недвигающемуся Зевинасу. Нет, она ещё боялась, но в ней наконец-то проснулись те инстинкты, которые три года заставляли ползать по полю боя в поисках раненых, несмотря на мины и дождь из стрел. Она развернула Зевинаса к себе лицом и с облечением услышала его стон. Живой. Весь в крови, нос сломан и неестественно повёрнут в сторону, лоб разбит, но живой!
— Держись, мой маленький, — заботливо шептала слова, которыми успокаивала раненных, оттаскивая в окопы… — Держись, мой хороший.