Светлый фон

— Ваше Сиятельство.

Они изобразили поцелуй.

— Как добрались, как вы? — тихо спросила Лиля. — Как девочки?

— Неплохо, моя дорогая, — свекровь незаметно чуть пожала ей руки. — Все здоровы. Еще поговорим.

В который уже раз Лилиан удивилась насколько холодными и формальными были отношения матери и сына.

— Их Сиятельства! — раскатилось впереди них — Коннетабль Его Величества! Граф полковник Джеррисон Иртон! С супругой, Лилиан-Мариэллой Иртон!

 

Двусветный зал с начищенным до блеска вощеным паркетом (никакого сена!) был настолько велик, что даже все собравшиеся не заполняли его совсем уж плотно. Падавший из стрельчатых окон свет ярче всего освещал находившийся в дальнем от входа конце подиум с простым по сути креслом с высокой резной спинкой. Вокруг кресла и подиума оставалось почтительное пространство. Трон Ативерны… внушал уважение не внешним видом.

 

Лиля, не снимая улыбки, окинула взглядом залу. Надо было прикинуть диспозицию.

— Куклы… Проклятые куклы… — полный ужаса шепот Джеррисона показал, что все плохо. Все очень и очень плохо.

— Держись, командир…

— Держитесь, Джеррисон, мы постараемся побыстрее.

— Ох, бойцы, вижу плохо, в ушах звенит… Лилиан, лекарь, вы где?

— Тут я, тут. — Лиля сдвинула руку вперед и сжала холодную кисть графа. — Сейчас продвинемся, я вам успокоительного дам.

Джеррисон не ответил.

 

Лилиан было совершенно не смешно. Одно дело фыркать на описания типа "он был яростной боевой машиной", прочитанные в дурно написанной книжке. Совершенно другое держать под руку человека на грани нервного срыва, которого ты видела ровно в этом состоянии — боевой машины. И понимать, что если он сорвется — то его, ярко помнится, строй тяжеловооруженных бойцов не остановил.

— Все в порядке. Все по плану. Ждем, представляемся, стоим, отходим. Все то же, путь чист…

И — улыбайся! Это всех раздражает… Под видом одеколона, в синем — фирменном! — пузырьке Лиля протащила настойку валерианы и вроде как подновляя запах (на общем фоне — это были какие-то капли) напоила графа. Он послушался. Они заняли место в дальней трети зала, неподалеку от возвышения с троном. Место это было свободно, и, похоже, отведено ровно им.