– А мне нравилось твоё новое имя, – улыбнулся Дэн.

       – Ещё бы. Его же ей в твою честь дали, как ты скромно заметил там, на поле. Но только тебя одного это и радовало.

       – Анжелика Даниэлла, – задумчиво протянул Эдвард. – Энжи Дэниелс. Не так уж и сильно ты забыла своё настоящее имя, как казалось.

       – Это ты о чём? – удивился Джейми.

       – Имя «Энжи» придумала Эсми. Сокращённо от Энжел-Ангел. Куда же деваться, если она у нас такой ангелочек.

       – Я, кстати, уже тогда решительно заявила ей, что я не ангелочек. Но на имя согласилась, оно затронуло во мне что-то, я вздрогнула и обернулась, услышав его, хотя была абсолютно уверена, что это не моё имя. Решила, что просто знала кого-то с этим именем.

        – Анжеликой её окрестил уже Джаспер, когда делал Энжи документы. А фамилию она выбрала себе сама. Просто стала листать телефонный справочник и решила, что эта фамилия будет «правильной». Так что по новым документам она Анжелика Элизабет Дэниелс.

       – Не Каллен?

       – Нет. Мы же не знали, надолго ли она с нами. И было бы странно усыновлять такую взрослую девочку.

       – А квилеты просто не знают фамилию Дэниелс. Не было случая упомянуть её. Зато они прекрасно знают, в какой семье я живу. Вот я и представлялась им Энжи Каллен. Так было проще.

       – И, в конце концов, так ведь в итоге и будет, рано или поздно, – пожал плечами Эдвард.

       – Лучше поздно, – проворчал Джейми.

       – Со скольки лет Настя носит фамилию Кэмерон, не напомнишь? – ехидно осведомился у него Дэн.

       – Ты прекрасно знаешь, что это не в счёт. Она носила эту фамилию лишь номинально. А вовсе не потому, что вышла за меня! Точнее – вышла, но не по-настоящему. Ну, то есть, по-настоящему, но не сразу.  Тьфу, ты меня запутал!

       – Я тебя запутал? Да ты сам запутался и остальным головы заморочил!

       –  Сам же всё прекрасно знаешь, так чего же цепляешься?

       – Я-то знаю. Но может, и ребятишкам тоже расскажешь?

       Слушая их перепалку, я разглядывала фотографии на левой стороне разворота. Джейми выглядел просто монументально на портрете, судя по костюму, начала восемнадцатого века. Но не его изображение привлекло моё внимание, а маленькая чёрно-белая фотография, не больше половины моей ладони, примостившаяся рядом. На ней был изображён худенький, измождённый до полупрозрачности ребёнок с короткоостриженными светлыми волосами и огромными серыми глазищами в пол-лица, под которыми разливались не менее огромные синяки. Тоненькая шейка торчала из слишком широкого ворота белой рубашки, под воротником был повязан галстук, похожий на тот, что носят скауты. Ниже было написано: «Настя 10 лет». Господи, этот ребёнок выглядел лет на шесть, не старше, к тому же было непонятно, как в таком хрупком тельце до сих пор теплилась жизнь? Я перевела взгляд на семейную фотографию. Да, рядом с Джейми она выглядит крошечной, но, учитывая его габариты, у моей мамы – вот я и назвала её так, впервые, пусть и мысленно, но я это признала, – вполне обычный, средний рост. И она выглядит абсолютно здоровой, румяной, весёлой. Стройной, но совсем не хрупкой. Так что же с ней случилось в детстве, в каком концлагере она побывала, чтобы так ужасно выглядеть?