Патронус не отвечает. Я попробовал было выпустить немного Пустоты, и освещение во всех киосках вокруг обиженно заморгало. Ладно, отложим.

Ну и немота. Рот открывать могу, шевелить языком — тоже, но вот всё вместе с целью произнесения слов — не получается. И голосовые связки напрячь не удаётся. Мычать морзянкой мне не светит.

Из положительного. Второе зрение работает. Привычная беспалочковая магия работает, хотя и через силу, с преодолением тумана в голове и непонятного сопротивления плетению узоров. И лоб болеть сильнее начинает.

Мои знания при мне. Плюс затолкнутая в память подборка литературы, которую ещё предстоит освоить и осознать. Будет что «почитать» на досуге.

С чего начать? Очки починить, с чемоданом разобраться? Нет. Что я вообще здесь делаю?

Это… какой-то параллельный вариант истории? Я занял чужое тело? В памяти нет почти ничего из предшествующей жизни *этого* пацана. Ростом немного повыше, такой же худой, и одежда Дадли всё так же висит бесформенным мешком, ожидая замены на аналоги размером поменьше.

Я здесь навсегда? Судя по сказанному Луной слову «Возвращайся» — нет. Наверное. Если нет, то как долго мне здесь быть? Я что-то должен сделать? Как-то помочь… кому? Этому пацану? Да как ему поможешь, если его главная проблема — в мозгах? Я с ненавистью посмотрел на обитую коваными уголками багажную единицу.

А может, это нужно мне? Научиться чему-то? Или это — моё наказание? Но любое наказание обязано нести воспитательный момент. Я должен понимать, за что страдаю и в каком направлении должен «перевоспитываться». Толку мучить понапрасну, да ещё с таким недешёвым антуражем?

И что будет с *этим* парнем, когда я отсюда уйду?

— Извините, — сказали рядом. — Я вижу, у вас сова… Вы, случайно, не… Я имею в виду, вам не на платформу с дробным номером?

Я очнулся от невесёлых мыслей. Ко мне обращался интеллигентный мужчина в очках, тёмно-сером костюме и лёгком осеннем плаще. Высокий, худощавый, выглядит лет на тридцать пять. Сквиб.

И рядом — Грэйнджер. Не обваренная перегретым паром, не видевшая улыбку дементора, не уворачивавшаяся от дубины тролля, и даже без своего обычного делового напора. Просто обычная девчонка, нетерпеливо стоящая на пороге настоящей сказки и боящаяся того, что в последний момент она окажется отменённым спектаклем.

Я улыбнулся, протянул руку и разжал сложенную осторожной клеткой пятерню. В воздух выпорхнула белоснежная бабочка. Гермиона открыла рот и завороженно уставилась на неожиданное чудо.

«Акцио ближайший гейт к Хогвартс-экспрессу», наложил я плетение на иллюзию. Посмотрел на мистера Грэйнджера, показал пальцем на него и на медленно полетевшую в нужном направлении бабочку.