С тех пор Люциус жил в бесконечном тревожном ожидании, которое давило на него и близких больше, чем открытое презрение некоторых волшебников или то унижение, которое Малфой ощущал, продавая через гоблинов некоторые семейные реликвии. Но если днем лорд как-то справлялся с собой, то во сне никакие щиты не справлялись с давними страхами.

Опустив голову, мужчина подставил ее под поток воды, желая, чтобы горячие струи выбили из него все ненужные мысли. Напор был достаточно сильным, чтобы через какое-то время заболела кожа, а с болью пришло облегчение.

— Ну и жара! — услышал волшебник внезапно и резко обернулся, взметнув ворох капель по всей ванной комнате. — Люц, тебе настолько холодно? Да ты так сваришься!

Вопреки собственным словам, Нарцисса смело шагнула через бортик высокой громадной ванны, отодвигая шторку, и нырнула под локоть супруга, оказываясь между ним и стеной. Вода тут же огладила ее стройное тело от макушки до самых пяток, волшебница взвизгнула и махнула рукой, меняя и напор воды и ее температуру.

— Сумасшедший, — сообщила она и запрокинула к Люциусу лицо, часто-часто моргая.

Краем сознания лорд отметил, что Нарци впервые за последние несколько лет колдовала без палочки и невербально настолько легко, полностью занятый видом крохотных сияющих капелек на ресницах любимой и ее мягкой игривой улыбки.

— Доброе утро, — невпопад выдохнул он.

— Доброе, — ответила леди Малфой и потянулась к мужу. — Доброе.

* * *

Очень рано в этот день проснулась Гермиона Грейнджер. За несколько месяцев в Хогвартсе у нее так и не появилось толком друзей, а потому не с кем было засиживаться вечерами у камина, и девочка всегда ложилась пораньше. И привыкла вставать на час раньше остальных первокурсников. Это позволяло ей не только на свежую голову пересмотреть свои эссе, но даже переписать одно или два еще до начала завтрака.

Особенно часто девочка переделывала эссе по зельеварению, но пока так и не добилась максимальной оценки по данному предмету. Слова Гарри Гермиона запомнила, но верить рейвенкловцу отказывалась, а потому ее эссе к следующему уроку зелий всегда увеличивались, превосходя нужный объем в полтора или два раза. Но Снейп ее усилий так и не оценил.

«Профессор Снейп», — напомнила себе девочка.

Она всегда контролировала себя и никогда не называла преподавателей вслух неуважительно. И обязательно поправляла других. Но про себя преспокойно пропускала «профессоров» и «мистеров».

— Именно так, — сказала себе девочка и улыбнулась. Ей нравилось чувствовать себя на голову выше всех вокруг, взрослее, умнее и талантливее.