В любом случае для них уже было слишком поздно. Конец близился.
Губы женщины медленно двигались, повторяя строки литании. На дальнем конце длинного нефа, в пятидесяти метрах от нее, в темноте виднелись пока еще закрытые створки ворот. Грохот таранов по металлу дверей пробирал до самого сердца. Каждый удар приходился как будто по ней, приближая гибель места, которое она не любила до этого дня.
В этом была некая ирония. Только на пороге уничтожения она полностью оценила суровое великолепие здания, которое ей поручили защищать. Это, наверное, был хороший урок. Он подошел бы для одной из проповедей де Шателен. Жаль, что их больше не будет.
Двери снова содрогнулись, затрещав. Еще один удар попал в цель, и по распоркам и балкам побежала сеть трещин.
Байола пригнулась еще ниже, немного сместив ствол своего оружия, целясь туда, где, по ее мнению, должна была появиться первая пробоина. Она чувствовала болезненное напряжение людей, собравшихся вокруг нее. Все знали, что это — последний рубеж обороны. Не было других позиций, на которые можно отойти. Над головами людей из теней безмятежно смотрела золотая маска Императора. Ему не было дела до бойни, которая вот-вот начнется под Его разведенными руками.
От следующего удара правая створка распахнулась внутрь, с треском ударившись о колонны. Шипение и бормотание солдат-мутантов нарушило прохладную безмятежность внутренних помещений собора. Сестра-палатина слышала рев бушующего пламени, чуяла гнилостный смрад истерзанной чумой плоти под разлагающейся броней.
Когда орда мутантов, в чьих слезящихся глазах читалось болезненное желание предаться кровавым буйствам, наконец прорвалась через разбитые двери и ввалилась в священные залы храма Святой Алексии, Байола заговорила. Она отдала свой оставшийся напоследок приказ, который берегла для крайнего случая. Она прокручивала его в голове в последние часы отчаянных сражений.
— Мы не сдадим алтарь, — спокойно сказала она, наводя оружие на первого мутанта, осквернившего ее священные владения. — Умрите с честью, сестры. Они могут сломить наше тело, но не дух.
Схолиаст-майорис Иэн Рамна торопливо шел по коридору, ведущему от либрариума молитвенных свитков Галикона к складу с ладаном. В личной часовне канониссы его запасы подходили к концу, а с учетом девяти запланированных служб шанс того, что церемонию не придется урезать, был невысок.
Кому-то подобные мелкие дела могли показаться незначительными, особенно учитывая то, что творилось в городе. Другой человек, лишенный дотошного внимания к деталям, которым Император так щедро наградил Рамну, давно прекратил бы обращать внимание на точность проведения ритуалов. Он, может быть, решил бы, что раз армии Тьмы медленно прогрызают себе путь через руины нижнего города, то можно забыть об установленном церемониале. Он, наверное, в своей слабости взял бы оружие и обратил его против себя, зная, что работа всей его жизни теперь бесполезна и десятилетия упорных молитв бессмертному Императору Человечества оказались напрасны.