Варламов переводит взгляд на себя. Взгляд, наконец, фокусируется, и становится ясно, почему нельзя пошевелиться. Он, Евгений, сидит на массивном стуле: голени привязаны к ножкам этого стула, а поясница и вывернутые назад руки — к спинке.

Варламов пытается сообразить, что с ним произошло, но тщетно. Он снова глядит вперёд, теперь всё видно совершенно отчётливо.

Это не церковь, а точнее — не та церковь, где он обвенчался с Джанет. Окна как бойницы, и в их стёклах почему-то не отражаются огоньки свечей. А свечей горит много — и все по краям похожего на надгробие чёрного стола. Вокруг стоят фигуры в красных балахонах с накинутыми капюшонами, а на столе, как на чёрном ложе, распростёрта Джанет!..

Варламов кричит и пытается вскочить. Но крик звучит еле слышно, а верёвки не подаются. Похоже, стул намертво прибит к полу. Евгений может только смотреть.

Лицо Джанет очень спокойно. И очень бело… Только лёгкое вздымание и опускание блузки на груди говорит, что она жива.

— С ней всё в порядке, — раздаётся холодный голос слева от Варламова.

Варламов поворачивает голову: рядом сидит человек в балахоне, только не красном, а тёмном и с откинутым капюшоном. Бледное неприметное лицо, лысоватая голова на крепкой шее — Варламов сразу узнаёт того, с кем встретился в доме Брайана. Того, кто с фанатической убеждённостью говорил о Трехликом, а в игре появился как чёрный священник.

— Что это за спектакль? — гневно спрашивает он, но голос дрожит.

— Это не спектакль, — укоризненно отзывается человек в балахоне, — а ритуал. То, что вы допущены — немалая честь.

Варламову с болезненной ясностью вспоминается содержание предыдущей беседы. Чего от них хотят на этот раз? У него мелькает сумасшедшая надежда: может быть, всё опять сведётся к попытке склонить их к вере в Трехликого?.. И хотя умом он понимает, что на этот раз дело серьёзнее, всё же произносит:

— Освободите девушку. Потом мы поговорим.

— Мы сначала поговорим, — спокойно отвечает собеседник. — У нас есть время.

Варламов отчаянно пытается что-нибудь придумать, но испытывает только растерянность.

— А о чём мы будем говорить? — спрашивает он жалко.

— Вы меня удивляете. — Служитель Трхеликого театрально разводит руками. Рукава балахона приспускаются, открыв мосластые запястья. — Неужели так поглупели от любви? Мы всегда считали, что любовь ни к чему хорошему не приводит. Ещё одна уловка Иеговы, чтобы люди наплодили побольше рабов. Вас надо лечить от этого умопомрачения. Поглядите вперёд.

Варламов снова смотрит на ложе, хотя теперь понимал, что это скорее алтарь. С трудом поднимает взгляд от распростёртого тела Джанет.