— Это чистая правда, графиня.

— И это стоит…

— Четыреста крон золотом. Для дворян и богатых купцов цена сейчас такова.

— О да! Значит, Марселлина сказала правду!

— Разумеется. Господин Аркетт, ее нареченный, все еще не пожаловал ко мне с деньгами…

— Он пожалует! — сказала она горячо. — Мы просто… Было некое совещание…

Она была ясноглазая, вкусно пахнущая, наверняка ухаживает за своим телом как и подобает утонченной женщине, не забывает и о разуме, и о здоровье — насколько можно заботиться о здоровье в этом наполненном предрассудками средневековом мирке. Я ощутил к ней живейшую симпатию. Не телесную, нет, душевную.

— Совещание?

— Марселлина захотела… для всех… И мы решили…

Ах ты моя замечательная Марселлина, действуя по известному принципу «Да не уйдет никто обиженным», она устроила моему начинанию рекламу, и собрала целую группу платежеспособных клиентов, которым опостылели их супруги. Это существенно пополнит мой военный бюджет.

Гицорген смотрел недоуменно. Я же улыбнулся.

— Приходите все, приходите завтра, берите с собою деньги. Каждому я вручу разводную грамоту. Однако осмелюсь спросить: у вас есть на примете новый избранник?

Она потупилась.

— Мне — правду, графиня.

— Он иностранец, совсем не знатный… Купец из Нортуберга!

— Любите его?

Она не смела поднять взгляд, на матовых щеках расцвел румянец. Тайком посматривала на Гицоргена: тот, оправившись от изумления, уже рыл копытом землю. Графиня была им еще не познана, хотя, полагаю, при попытке ее познать, Гицорген мог лишиться бойких частей тела.

— Понятно, любите. А он?

— И он! Мы хотим быть вместе!

Какая чудесная индийская мелодрама. Я ощутил себя демиургом, который устраивает чужие судьбы, в то время как его судьба… повисла на волоске.