— Они что, шутят так? — трагическим шепотом спросила Аглая. Глаза ее сделались обиженные-обиженные.
— Боюсь, что нет, — мрачно ответила Полина. — Гляди.
Она сунула подруге под нос запястье с артефактником. Бусина Возврата горела тревожным желтым светом, в котором периодически мелькали оранжевые всполохи.
Глаза Аглаи наполнились слезами, а душа Полины — холодным бешенством.
— Да я! Да мы! Да вы! Да как вы смеете! — вскричала актриса и поднялась во весь свой немаленький рост. Пантагрюэль, впрочем, все равно оставался выше ее на две головы. И уж немыслимо выше было его общественное положение в этом отдельно взятом городе.
Небрежным движением руки полковник приказал страже увести с его глаз скандальных арестанток. Блондинка продолжала размахивать руками и вопить, и Пантагрюэль страдальчески поморщился — совершенный эльфийский слух зверски терзали громкие немузыкальные звуки. Он налил себе бокал "Слезы единорога" и поплотнее прикрыл дверь, чтобы больше не слышать криков смутьянки.
Полковник еще не понимал, что сегодня допустил свою самую большую в жизни ошибку. Увидев в груде то ли ворованных, то ли контрабандных — да какая суть разница, наказание одно! — вещей летопись эльфийских мудрецов, он напрочь забыл, что задержаны девицы были совсем, совсем по другому поводу. Чуть позже он, конечно, об этом вспомнит, и даже прикажет вызвать девиц на повторный допрос, но позже будет уже слишком поздно.
* * *
— Да мы почетные граждане Тарского королевства! — продолжала разоряться Полина по дороге в камеру. — Да у нас рекомендательные письма от Зотика Третьего и Эберхарда Штуккенбрюккенского! Да нас сам принц-демон Люцимаг Черный возил на дорожке-само-лете! Да мы были полностью оправданы Сигошарским королевским судом! Да мы стояли у истоков знаменитого модельного дома "Сония, Васла и Компания"! Мой личный друг — звезда императорского театра Вайорель Великолепный!
— Во дает девка, — ухмыльнулся сутулый стражник, подталкивая подруг к двери камеры. — Тебе только в халифском театре комиков и мимов выступать.
— А мы и выступали, — растерянно произнесла Полина, до которой наконец дошло, что здесь никто не верит ни единому ее слову.
За спинами подружек мрачно звякнул запор. Прочная, подбитая металлом дверь в который раз за этот день отрезала их от свободы.
Подруги ввалились в помещение и увидели Мирика собственной менестрельской персоной. Парень сидел на деревянной резной скамье нога на ногу и с удивлением наблюдал за безжалостным водворением народного дуэта в камеру. "А вас-то за что?" — безмолвно спрашивали его округлившиеся глаза.