Почему-то только теперь Гаота поняла, что, пробыв в стенах Приюта Окаянных почти два месяца, она еще ничего не знает о других воспитанниках. Да, их все еще было немного, вместе с нею всего лишь пятнадцать человек – первый поток, как говорил о них Брайдем. Но для нее они только-только начали разделяться из безликой массы на отдельные имена, лица, голоса и даже привычки. А ведь за каждым из них тоже была какая-то история, хотя бы потому, что тот же Юайс однажды сказал Гаоте, наклонившись к ней в обеденном зале:

– Почти все здесь сироты.

Вряд ли он хотел ее обидеть, но сказанное резануло ее в самое сердце. Она была готова разрыдаться прямо над собственной тарелкой, но остановили взгляды Йоры и Дины. Они всегда садились напротив нее, хотя и не заводили с ней разговоров. Ну точно, она их запомнила раньше других, потому что именно они были ее соседками по небольшой, но уютной келье, где стояли три лежака, три узких платяных шкафа, стол для работы и небольшой камин с поленницей дров между ним и углом. Обе девчонки были ее ровесницами, такого же роста, как и она. Обе обладали темными волосами и темными ресницами. Обе были милы и улыбчивы. Разве только одна, Дина, чуть остроноса и похожа на замышляющую какую-то пакость лисицу, а другая, Йора, имела удивленный вид, как у степного зверька, который выбрался поутру из норки и обнаружил у входа гору сладкой моркови.

И вот однажды Гаота нашла в себе силы улыбнуться и прошептала:

– Меня зовут Гаота. Можно короче – Гао.

– Да, – прищурилась Дина. – Еще короче было бы неуместно. Получилось бы – Га. А меня зовут Дина. Можно короче – Ди.

– Это что же получается? – добавила удивления на собственное лицо Йора. – Я теперь просто Йо?

Тогда они расхохотались, а теперь то и дело тыкали в спину Гаоты пальцами и ныли, что еще за важное дело и почему об этом можно говорить только за ужином? Гаота молчала, тем более что и Гран погрозил ей пальцем, успевая еще и отвечать Фличу о какой-то эпохе первой тьмы, последующем возрождении и эпохе второй тьмы. Наставление закончилось, едва по коридорам Стеблей разнеслось гудение снокской трубы, которую книгочей Скриб носил на поясе. (Сам-то он называл себя мастером книгохранилища, и никак иначе.) Гаота выскочила из учебной кельи первой, первой добежала до обеденного зала, который на ближайший вечер становился «ужинным», и заняла стол в дальнем углу.

– Ну, говори! – потребовали подбежавшие к ней Йора и Дина.

– Сначала принесите еду на всех троих, – сложила на груди руки Гаота.

– Ты маленькая и хитрая мисканская лиса! – скорчила гримасу Дина, но побежала вместе с Йорой к окошку Хилы. Вскоре исходящие немыслимым ароматом блюда стояли перед подругами.