– Да, – согласился Гантанас. – Она самая. Почти одиннадцать лет назад. Но я знал, что матери Тиса среди погибших не было. Хотя опознать несчастных можно было лишь по одежде, выкопав их из земли. Восемнадцать человек. Бабка Танай, ее дочь, муж дочери, четверо детей дочери из пяти. И еще одиннадцать человек. У бабки Танай было пять внучек, и четверо из них успели выйти замуж и даже прибыли с семью правнуками отметить ее почтенный возраст в день ее рождения. И все погибли. В том числе дети. Похоже, убийцы ждали именно этого дня. Чтобы взять всех.
– Ты же не думаешь, что это как-то связано с Тисом? – прошептала Хила.
– Думаю, – твердо сказала Гантанас. – Во всяком случае он был зачат примерно в это время. Хотя у Танай была… фамильная драгоценность. Она могла заинтересовать Черный Круг. Думаю, что они ее не нашли. Иначе бы не стали и пытать. Убили бы сразу.
Им становилось все труднее скрываться. Последние два года, в которые Тис уже говорил и даже разбирал буквицы, они колесили по холмистому Снокису. Мэтт каким-то чудом выправила ярлыки, по которым она была престарелой сночкой, а Глик ее сыном – кузнецом. Тиса в ярлыках не было, поэтому обычно он сидел в большой ивовой корзине-ларе и смотрел вокруг через щели между прутьями. Если в пути попадали мытари или стража, он накидывал на себя пелену. Эта пелена была самой легкой – пелена тряпья. Единственное, что давалось Тису нелегко, это щекотка. Если бы тем же мытарям вздумалось бы поворошить старое тряпье в корзине, он мог не выдержать и сорваться в хохот, а значит и вывалиться из пелены, но снокские дозоры не слишком досаждали вниманием древней старухе и ее сыну, тем более, что последний всегда был готов развернуть походную кузницу и подковать лошадей или поправить еще какую мелочь. Только близ деревень не следовало останавливаться, местные кузнецы не любили пришлых, тем более, что уж больно хороши были поделки, которые Глик всегда был готов предъявить всякому, кого интересовал проезжий мастер. Пару раз им удавалось зацепиться в тех деревнях, где не было своего кузнеца, и Тис даже время от времени держал в руках маленький молот, но рано или поздно или у деревенского колодца, или у ближайшего ягодника Мэтт слышала разговоры о людях, которые ищут какого-то искусного кузнеца с молодой девкой, возвращалась к их недолгому пристанищу, и в тот же день, а чаще всего в ночь, тихая лошаденка утаскивала их нехитрый скарб в неизвестном для деревенских направлении. Тис сидел в своей корзине, и если это был день, смотрел через прутья на Мэтт и думал, отчего все встречные путники или попутчики, обращаясь к его матери, называют ее бабушкой? Она ведь набрасывала на себя совсем тонкую пелену, стоило чуть прищуриться, и он ясно видел, что нет никого прекраснее его матери, и что ей скорее пристало мчаться по этой дороге на белой лошади в белом платье, а не сидеть, согнувшись, на краю телеги, свесив ноги, обвитые синими венами, к поросшему сухим бурьяном проселку.