– Я же говорю, – прошептала Ойга. – Мы разные. Но почему ты говоришь, что у меня было две сестры и три брата?

– Они убили его, – ответила девочка. – Фарп, Дейк и Алаин убили Глика, твоего младшего брата.

– Нет… – застонала Ойга, и Гаота, вываливаясь из видения, увидела заплаканные лица Дины и Ойры, серое лицо Бича, Джора, стягивающего с лица платок и упавшую на тыквы, рыдающую Ойгу.

– Она придет, – прошептал Джор через минуту. – Придет только потому, что Ойга заплакала. Я сказал ей, что Ойга оставила для нее платье, башмаки и платок в одном из убежищ. Даже бутыль с водой, чтобы она умылась. Только она не владеет искусством невидимости. Она владеет искусством читать прошлое и видеть человека насквозь. Конечно, если он не защищен каким-то колдовством или амулетами. А невидимость – это ее свойство. Как у нас – видимость. Она может стать видимой, но ей придется постараться. А я ей помогу.

– Это все? – спросил Юайс.

– Вы же слышали разговор в конюшне, пока Гаота не вывалилась из него, – вздохнул Джор. – Глойна будет через минут пятнадцать у второго выхода с рынка. Но она предупредила, что в городе колдуны пострашнее Дейка. И сестра Ойги.

– Алаин, – прошептала, выпрямляясь, Ойга. – Я ее ненавижу.

– Солады не сдержали их, – прошептала Пайсина.

– Они могут напасть на нас, – сказал Джор. – И я их не вижу. Они очень умелы.

– В городе они на нас не нападут, – задумался Юайс. – А за городом мы с ними справимся. С Ойгой – справимся. У тебя есть вещи, без которых ты не покинешь город?

– Все всегда со мной, – глухо проговорила Ойга. – Я всегда готова уйти. Только Глойна удерживала меня.

– Уходим, – сказал Юайс. – Бич, снимай тыквы. Торговля отменяется.

Глава двадцать седьмая. Олс

Глава двадцать седьмая. Олс

Открыв глаза, Тис понял, что вновь лежит в одной из келий Хилы. Это стало напоминать привычку. Прежней боли кажется не было. Или она разделилась на части. Болела голова и почему-то живот и бока. Нет, прежняя боль тоже была неподалеку. Она клубилась жарким туманом под кроватью и под потолком, не касаясь Тиса, лишь обдавая его жаром, но легкости не ощущалось. Отогнанную боль заменила тяжесть.

– Как ты? – услышал он, повернул голову и увидел Гантанаса.

– Не очень, – ответил Тис. – Руки подергиваются. Колени болят. Но сильнее всего голова и бока. И еще мне кажется, что я очень маленький. А кровать большая. И комната большая. И вы большой. Но вы очень далеко. Очень далеко. И все плывет. И качается. И я могу выпасть из постели на пол.

– Не бойся, – сказал Гантанас. – Если ты упадешь, я тебя подниму.