Тем временем, люди, в массе своей, уже были не способны к совместным действиям. Похоже было на то, что они утратили инстинкт самосохранения и совместную волю к сопротивлению.

Хотя враг, казалось, бил хаотично, и никто не мог быть уверен ни в дне, ни в часе, каждый изменник надеялся на то, что верно служа новым господам, сам он избежит смерти. Потому ширилось доносительство, сын выдавал отца, а дочка – мать. Ацтекам и не нужно было высовывать носа из устраиваемых повсюду баз; лишенные предводителей и до конца скурвившиеся европейцы все делали за них. Среди людских каналий быстро появились писатели, рьяно воспевающие новых господ как идеалы мужества, а еще философы, обосновывающие, что так начинается новая эра, из которой проклюнется новый человек, ergo, разрушительные налеты и обсидиановые ножи были просто необходимы, чтобы нанести удар обветшавшему христианству – этой религии слабаков, в то время как Перо Колибри и Пернатый Змей извещают эпоху истинного могущества. Ацтеки слушали эти панегирики, но, вместо того, чтобы проявить удовлетворение, через какое-то время награждали таких "творцов" по-своему – у льстецов-маляров выколупывали глаза, музыкантам отрезали уши, певцам – языки, на у философам – сразу головы.

– И он действительно все это видел? – совершенно перепуганный спрашивал я у Гаспара.

– Видел, и закрыть перед кошмарами глаз не мог, чувствуя себя так, будто бы ему отрезали веки!

– То есть, нет нам спасения!

– Наоборот, всякий раз, когда выбрасывал он из себя клубок этих чудовищных видений, падре всегда заканчивал такими словами: "Так может быть, но вовсе не обязано так быть!".

У меня же никаких снов не было. Промокший и постоянно обессиленный, я засыпал нервно и ненадолго. Мне казалось, лишь только закрыл я глаза, как толчок неутомимого Фруассарта поднимал меня для дальнейшего марша. Когда отрезок пути был несложным, я пытался думать о чем-то приятном. Но тогда мои мысли возвращались к Лауре. Наверное, я, несмотря ни на что, ее любил. Вот только никак мне не удавалось понять ее изменчивости и непоследовательности. В особенности – в последнее время. До вчерашнего дня она представала передо мной как чрезвычайное храброе существо, способное даже на отчаянное безрассудство. Почему же на этот раз она поддалась? Неужели отец Педро перед смертью рассказал ей нечто особенное?

Но, тогда, почему она не поделилась этими знаниями со мной?

Мы преодолевали какой-то чрезвычайный сложный мостик, и Гаспар заметил, что толстяк Ансельмо никогда не смог бы пройти здесь.

– И, похоже, молодая супруга месье Деросси, – прибавил он.