— Теперь взялся за своих? — выговорил Кассандр, с трудом заставляя двигаться изуродованные челюсти.

Фабий обернулся к трупу так, словно только что вспомнил о нем.

— Уже давно — еще до восстания Хоруса.

— Почему? — прохрипел Кассандр и пошевелил изувеченной рукой, которая отчаянно болела.

— Потому что нас убедили в том, что мы совершенны. — Фабий отхаркнул сгусток черной флегмы и схватился за грудь. — Что было совершенно не так. Мы части чего-то большего, бледные отражения чего-то невероятного. Каждый легион в своей генетической структуре хранит часть этого совершенства, и я намереваюсь раскрыть все тайны, заложенные в творения Императора.

— Почему? — повторил Кассандр, понимая, что этот вопрос самый главный.

— Потому что я не хочу умирать. — Раздвинув края одеяний, Фабий обнажил две гноящиеся раны, покрытые смолистой коркой. Оставленные мечом, эти раны до сих пор не зажили. — Громовые Воины, солдаты, служившие Императору до нас, несли собственную гибель в своем же генокоде. Им повезло прожить хоть сколько-то, прежде чем гиперметаболизм поглотил их тела. Примархи думают, что их воины бессмертны, но они ошибаются. Мы смертны, как и все живое, просто умираем медленнее. И мне это не нравится.

— Ты хочешь жить вечно?

— Конечно, — сказал Фабий, разозленный глупым вопросом. — А ты разве нет?

— Нет, — прохрипел Кассандр. — С каждым вдохом я молю о смерти.

Фабий склонился над ним, вытянув паучьи щупы-манипуляторы хирургеона. Зажглась тонкая как бритва полоска термического резака; из другого манипулятора выдвинулась масса толстых игл; две других «руки» активировали сифон для крови и потрескивающий шовный пистолет.

— Если это так, то почему ты не разбил себе голову о стену камеры? — спросил Фабий с любопытством ученого.

На этот вопрос у Кассандра был только один ответ:

— Потому что я слаб. — Его мощное изуродованное и отвратительное тело задрожало от муки.

— Нет, дитя мое, ты силен, очень силен. Другие сгорели в пламени ускоренного метаболизма — но не ты и не твой собрат по легиону, — почти нежно сказал Фабий. — Вот поэтому мне и нужно еще раз тебя вскрыть.

Термический резак приблизился, и боль началась снова.

Искупление и страдание, покаяние и боль — столь желанные для Кассандра.

Кузнец войны Торамино мерил шагами бастионы вокруг зоны высадки, со все возраставшим гневом наблюдая, как его воины и Пневмашина стараются укрепить стены. Трещины ширились, дробя камень, ежесекундно.

Этот мир не принимал стен, построенных чужаками, и чем быстрее можно будет его покинуть, тем лучше. Даже звуковые фильтры шлема не справлялись с плачущим стоном ветра, а тусклое сияние, исходившее от города вдалеке, действовало Торамино на нервы. Его не только лишили законного места в Трезубце — ему еще и поручили быть практически сторожем. Командир Стор Безашх повелевал несравненной огневой мощью, под его началом было значительное артиллерийское вооружение и средства его использовать. Скромная роль, которую его вынудили играть, оскорбляла не только гордость Торамино, но и его звание. Подобное задание было бы важным и почетным в военной зоне, но защищать пустые площадки и проходы, окруженные высокими стенами, минными полями и акрами колючей проволоки на необитаемой планете? Нет, тут не было ни чести, ни шансов на повышение. Такие задания следовало давать дуракам-простолюдинам вроде Камнерожденного или, еще лучше, Кроагера. Эта ситуация сложилась из-за глупой опрометчивости Харкора на Гидре Кордатус, но бывший кузнец войны 23-го гранд-батальона был хотя бы из олимпийской знати, и даже глупый аристократ лучше черни вроде Кроагера.