- Антон его зовут. – Дудь сел у люка и начал греметь запором. – Или Андрей. Я тоже уже не помню. А, вспомнил, Саня его зовут! Кстати, Башка, долго ещё нам плыть на этом корыте? Уже достала эта качка…

Люк открылся и свет ударил по глазам. Зажмурился, но не растерялся. Изобразил тупую рожу и довольно оскалился. Захохотал.

- Чего ржёшь, мудила? – Дудь оказался мелким худым пареньком лет семнадцати со слащавой рожей. В руках две пластиковые миски. Спускается по дохлой лесенке осторожно, но равновесие держит умело. Почему так качает? Мы что, в море?

Мне вручили еду, а я ведь идиот. Этого плана надо придерживаться. Каша на вкус ужасна, но есть хочется намного сильнее. Сел на деревянное днище судна и начал уплетать плохо проваренную субстанцию за обе щёки, изображая, что очень рад угощению.

Благодаря свету стало понятно, что сидел я в каморке не один. Второй – Санька Бодров. И выглядит он не очень. Весь избитый, надёжно связанный по рукам и ногам, пребывающий в беспамятстве. Дудь, попробовав его привести в чувство, быстро бросил эту затею. Посмотрев на люк, крикнул:

- Башка, матёрый хреново себя чувствует. Сильно ты его уработал, короче. Что делать?

- Жди до вечера, - прилетел ответ. – Жрать или пить захочет – очнётся. Он крепкий, не сдохнет. И давай уже сюда дуй. Не терпится мне…

- На, жри! - Дудь поставил вторую миску передо мной и как-то не очень радостно направился к выходу. Собираясь закрыть люк, пробормотал: - Таким темпом дурак, к прибытию в Иерихон, ещё и жирдяем станет. Вот жрёт, блин. А потом гадит…

Столь откровенные подробности я решил поспешно забыть. Ну его, то состояние, пока в памяти предков был. Сейчас надо о другом думать. О важном. На свободу выбраться, Санька в порядок привести, расспросить его о том, что же произошло за время моего отсутствия. Но первое, что сделаю – отдохну…

Чтобы уснуть не потребовалось много усилий. Усталость такая, что только прилёг на дощатое днище, закрыл глаза, и сразу отрубился. Даже снов не приснилось.

Проснулся от шума открываемого засова. Дудь, похоже, вернулся. Вечер, видимо, наступил. Кормить Бодрова будет. И меня тоже, наверное.

Снова миски с дерьмовой кашей и обзывание идиотом. Бодров на попытку привести его в чувство методом поливание воды на избитое лицо ответил стоном. Дудь полил из бутылки ещё – Санька начал шевелиться. Я решил, что пора.

Медленно поднявшись, подошёл к Дудю, склонился над ним и резко взял в захват за шею. Сил после сна прибавилось, но их всё ещё мало и, к тому же, дикая мышечная боль пока не ушла. Наплевать. Таких хлюпиков душить — ёмного сил не надо.