- Эта сука наколку на спине сделала в виде бабочки, - Том помахал согнутыми руками, пытаясь изобразить полет насекомого. – Представляете, в виде гребаной бабочки. Мало того, что я терпеть не могу всякие там татухи, так она еще смазливую херню выбрала.

- Безобразие, - подтвердил Авосян, разливая ароматный напиток по рюмкам.

- Еще и фотографию прислала. Ща покажу, где ж мой телефон, - Том зашарил руками по карманам.

- Чего? – не понял я, пытаясь совместить не совместимое. Телефон… фотографии… переслать… В голове всплыло воспоминание о ярком экране и ловких пальчиках Альсон, листающих одну картинку за другой. Альсон, снова треклятая Альсон.

- Ах ты ж бездна, забирают их, забываю постоянно, - пробормотал МакСтоун и схватил заботливо протянутую Гербертом рюмку. – Ну что, старичок, за твой Новый год.

Выпить нам не дали. В углу звякнула посуда и следом посыпался град из мелких столовых приборов, лязганьем наполнивших пустующую залу. У барной стойки замер растерявшийся толстяк. И почему я не удивлен. В голове возникло стойкое ощущение дежавю.

Помимо нашей троицы на выходные в казарме остался Соми Энджи. И конечно же пухляш под вечер решил заняться своим любимым делом, о чем свидетельствовала горка бутербродов на широком подносе. Парня даже не остановила опасность столкнуться нос к носу с подвыпившим МакСтоуном, который на трезвую-то голову едва сдерживался, чтобы не навалять толстому засранцу. А здесь такие возможности.

Я посмотрел на приятеля и заметил, как заострились черты его лица. Один в один хищник, замерший перед броском. Надо было срочно спасать ситуацию.

- Соми, пошли выпьем. Традиции моего мира обязывают в канун Нового Года зарывать топор войны и совместно осушать кубки мира до дна.

- До дна, - Авосян принял мои слова за тост и в одно мгновенье осушил крошечную рюмочку. Может бокал предложить великану, что ему этими наперстками баловаться, сплошное расстройство.

МакСтоун с явным неодобрением уставился в мою сторону, а Энджи заблеял в углу:

- Я не пью… мне нельзя.

- Здоровье не позволяет? - пробасил Авосян.

- Нет, просто…

- Так ежели здоровье крепкое, чего тогда людей в заблуждение вводишь. Нельзя ему… Вот дяде моему нельзя, печень у него больная и то иногда пригубит, для вкуса больше. А ты традиции нарушаешь, правильно я говорю?

МакСтоун промолчал, а я подтвердил, что традиции нарушать нельзя и выпить следует, хотя бы рюмочку.

- Ну если только рюмочку, - запунцевел толстяк, словно девица, готовая отдаться.

Выпил Энджи куда больше рюмочки, то ли «Северное сияние» пришлось по вкусу, то ли смутился сверх всякой меры. Первые два тоста толстяк упорно молчал и с опаской косился на Тома. Том же косился в ответ, но надо отдать должное парню, агрессии не проявлял. А когда толстяк решился и подвинул на центр свою главную ценность – поднос с бутербродами, лед отчуждения покрылся первыми трещинами.