Светлый фон

Да, как бы это странно не звучало, само пространство и время превратились в статические единицы. Мир вокруг сгустился, стал похожим на тягучий прозрачный кисель. Стоило провести рукой по воздуху, чтобы увидеть волны, убегающие в бесконечность. Сжать ладонь и почувствовать эфир, невесомой патокой сочащийся сквозь пальцы. Я бы это непременно сделал, только не мог пошевелиться. Замер, как и все остальные, способный только наблюдать и мыслить. Последнее получалось с превеликим трудом: сознание балансировало на грани яви и сна, в любую секунду угрожая провалиться в небытие. Секунду… Забавно было именно сейчас размышлять о времени, о той мере длительности, которая утратила возможности привычного измерения. Нет здесь ни минут, ни часов, ни лет, один лишь сплошной тягучий кисель. Хотя… Какой же я баран! Секунды никуда не делись, они есть, они идут, только очень неторопливо. В пятьдесят три раза медленнее обычного. Кажется, я даже могу их ощутить, почувствовать каждой клеточкой продолжающего жить организма. И что это значит? Мой мозг синхронизировался с родным миром? Или параллельные вселенные дали трещину, сквозь которую просочилась материя иного времени?

Движение нарушило ход мыслей… Трудно было не заметить идущего человека в паноптикуме восковых фигур. Только человека ли? Уж слишком отрывистыми и неловкими были его действия, словно у сломанной марионетки, которую дергает за ниточки невидимый мастер. Правая нога резко согнулась, а рука вылета вверх, в каком-то нелепом нацистском приветствии. Странно изогнулась шея, и голова ушла в бок, крутанувшись назад. Неестественное движение для живого человека, даже смертельное, но существо лишь дернулось и сделало шаг вперед. Позвоночник изогнулся, выгибая корпус мостиком, но последовал очередной рывок невидимой нити и вот оно снова стоит. Очередной шаг, уже лучше. Еще один и еще, мастер явно привыкает к управлению новой игрушкой. Поворот корпуса и улыбающаяся физиономия смотрит в мою сторону. Моя физиономия… мое лицо… Натянутое неизвестным кукольником на деревянную заготовку. Вот оно хмурится, снова улыбается, только криво, потому как вторая половина замерла в параличе. Открывает губы и демонстрирует ряд зубов, высовывает язык, но явно не с целью подразнить. К стоящей напротив кукле трудно применить подобные термины. Оно вроде, как и живое, но не человек и даже не животное. В глазах пса больше родного и привычного, чем в глянцевых стекляшках существа. Оно совершенно иное, чужеродное привычному миру.

Губы его зашевелились, вновь показался кончик языка, а затем послышался тонкий детский голосок: