- Док, я могу рассказать вам про положение каждого человека, любого предмета мебели в комнате. Как такое возможно?

Доктор Луи пошамкал по-стариковски губами и проскрипел:

- Не хочу вас расстраивать, молодой человек, но в этом нет ничего нового. Проводимые эксперименты не раз доказывали способности человеческого мозга к запоминанию мельчайших деталей обстановки. Ну вот скажем, спроси я вас, сколько вчера было влажных салфеток на подносе, и что вы мне на это ответите? Ни-че-го, потому как не утруждали себя запоминанием подобных мелочей. А мозг ваш помнит и это легко доказать с помощью введения в легкий транс.

От эксперимента я тогда отказался, потому что не сомневался в словах старика. Знал и то, что отчаянная смелость Соми не была плодом моего воображения, а имела место в действительности. Как бы не хотелось верить в обратное, надо было признать – толстяк не был конченным подонком и трусом. Уж за свою любимую девушку он вцепиться в горло кому угодно, даже разгневанной фурии. Только что это меняет. Похороны состоятся в любом случае.

Произошло сие знаменательное событие тем же вечером, за ужином в общей зале. Присутствовали все, кроме затворника Николаса, исключившего даже малейшую вероятность встречи с бывшей возлюбленной.

Сама Маргарет сидела за столиком со своей новой соседкой и мило щебетала, демонстрируя окружающим ямочки на щечках. Я невольно засмотрелся и встретился взглядом с ее собеседницей. Малышка Альсон улыбнулась мне и кокетливо, совсем не по-детски, поправила прическу, отчего внутри неприятно похолодело.

- Пора, - шепнул Том на ухо.

Пора, значит пора. Я взял ложку и постучал по стакану, привлекая всеобщее внимание. Надо сказать, удалось это не с первого раза. Куда больший эффект на окружающих произвел великан Герб, замерший глыбой по левую от меня руку. Вид при этом он имел самый скорбный и печальный. По правую встал МакСтоун, не менее подавленный случившимся горем.

- Дамы и господа, у нас сегодня грустный повод, - произнес я четко и громко в наступившей тишине. – Все мы прекрасно помним нашего одногруппника Соми Энджи. Парня было трудно назвать всеобщим любимцем. Часть из нас с ним дружила, - я посмотрел на столик, за которым сидели Ловинс, Ли их вечный Санчо Панса. – Другие над ним потешались и вступали в вечные пикировки. Про Соми можно говорить долго и упорно, вспоминая как хорошее, так и плохое, но на одном бы я хотел остановиться. Самом важном, самом главном, о чем каждый из здесь присутствующих всегда знал и помнил. Он был одним из нас. Да, плохой ли, хороший, но он был наш Соми Энджи. Мы могли на него злиться, порою даже ненавидеть, но при этом продолжали считать членом большой семьи из пятнадцати человек. Пускай не самой дружной, а порою и откровенно хреновой, но семьи. И вот его не стало, - кто-то из девчонок ойкнул, а сидевший напротив Луцик довольно захихикал. – Неделю назад наша группа понесла невосполнимую потерю, навсегда лишившись этого непростого, но яркого человека. Человека, которого все мы уважали за честную и принципиальную позицию. За способность до конца отстаивать свои взгляды на жизнь, несмотря на давление, шутки и издевательства. Преклоняли голову перед его надежностью и духом товарищества. Наш Соми Энджи никогда не стучал, не бил в спину, и не клеветал ради карьеры или бабы.