Лица Владык не смотрели больше на него. И их выжидательные взгляды, с надеждой обращённые на Верховного жреца, вызывали в нём отвращение, пробудившее совершенно новые возможности. Ведь он всё ещё оставался чрезвычайно опасным существом, наделённым бессовестно огромной властью. А между тем, стены храма плавно осыпались на пол красными по краям кусочками словно сожжённой дотла бумаги, и из щелей возникли размытые силуэты. Они проникли в тела людей, молниеносно изменяя их, обращая в ужасных белёсых лысых тварей. Чудища едва напоминали тех, кем они когда-то были…
Лица Владык не смотрели больше на него. И их выжидательные взгляды, с надеждой обращённые на Верховного жреца, вызывали в нём отвращение, пробудившее совершенно новые возможности. Ведь он всё ещё оставался чрезвычайно опасным существом, наделённым бессовестно огромной властью. А между тем, стены храма плавно осыпались на пол красными по краям кусочками словно сожжённой дотла бумаги, и из щелей возникли размытые силуэты. Они проникли в тела людей, молниеносно изменяя их, обращая в ужасных белёсых лысых тварей. Чудища едва напоминали тех, кем они когда-то были…Привычное менялось до неузнаваемости.
Привычное менялось до неузнаваемости.Порядок нарушился.
Порядок нарушился.Равновесие оказалось безвозвратно утеряно.
Равновесие оказалось безвозвратно утеряно.Пророк убрал ладонь от смертельной раны, но кровь багряными пузырьками взмыла в воздух, а не стала вытекать из тела, как ей положено.
Пророк убрал ладонь от смертельной раны, но кровь багряными пузырьками взмыла в воздух, а не стала вытекать из тела, как ей положено.«Миру суждено умереть», — предпоследнее, что удалось подумать Пророку, прежде чем всё пространство исчезло во тьме и пламени.
«Миру суждено умереть», — предпоследнее, что удалось подумать Пророку, прежде чем всё пространство исчезло во тьме и пламени.Не было больше ни мальчика, ни юноши, ни мужчины. Всё существующее вокруг перестало существовать, сокращаясь до одной единственной короткой мысли.
Не было больше ни мальчика, ни юноши, ни мужчины. Всё существующее вокруг перестало существовать, сокращаясь до одной единственной короткой мысли.— Я буду жить!
— Я буду жить!Чёрное беспросветное небо кипящей вулканической планеты. Насколько позволяла осознавать видимость — повсюду находились мрачные островки остывающей лавы в бесконечно алом огненном пространстве. И посреди этого ужаса осознавало себя его сознание.
Чёрное беспросветное небо кипящей вулканической планеты. Насколько позволяла осознавать видимость — повсюду находились мрачные островки остывающей лавы в бесконечно алом огненном пространстве. И посреди этого ужаса осознавало себя его сознание.