Она немного помолчала.

— Хотите прогуляться, контактор Хариб? — предложила она после короткого молчания. — Я как раз собиралась пройтись… Здесь замечательный парк!

— С удовольствием, посол Эйнри́т! — Они стояли все это время посреди холла, в котором они были не одни, и Харибу от того было несколько неуютно: он то и дело ловил на себе любопытные (но вполне дружелюбные) взгляды.

«Похоже, агарян здесь видят нечасто…»

Они не спеша шли по чистой белой тропинке. Вокруг цвели низкие пушистые деревья, источая из желтых и красных цветов-кувшинов сладкий аромат; в траве под деревьями то и дело мелькали маленькие птички; на разбросанных художником камнях грелись пестрые ящерки; среди ветвей пушистых деревьев вились местные пчелы. Воздух был чист и свеж — Хариб дышал с наслаждением, полной грудью. Некоторое время они шли в молчании, и это молчание не было неловким: Эйнри́т не торопила Хариба. Тот же старался прежде унять внутреннее волнение, которое испытывал, осознавая важность предстоявшего разговора. Наконец он собрался с духом и заговорил:

— Вашу с Эваалем историю действительно знают многие… Во всяком случае, долгожители… — Хариб старался не смотреть в глаза Эйнри́т. — И мнения у всех разные. Одни осуждают Эвааля, другие жалеют, иные даже знают, как следовало бы поступить Эваалю, и вообще… Но никто из этих знатоков и советчиков не видел слез в его глазах, не слышал боль в его словах… — Хариб замолчал. Они успели сделать несколько шагов, прежде чем он продолжил: — Я видел. И слышал, — произнес он.

Тщательно выговариваемые слова звучали грубо, гортанно. Аивлянская речь с трудом давалась агарянам из-за их физиологии. Мелодичный язык аиви в устах агарянина приобретал лающие интонации, — как если бы кто выучил собаку мяукать по-кошачьи. Впрочем, речь Хариба была понятна.

Он остановился и снова посмотрел в глаза Эйнри́т.

— Я здесь потому, что меня просили… — сказал он.

— Кто вас просил? Эвааль?

— Нет, — покачал головой агарянин. — Меня просила другая Эйнри́т, корабль, что носит ваше имя… Она вернула его…

Хариб рассказал ей все, о чем узнал от аватара.

Когда они расстались, солнце уже садилось на западе, окрашивая белоснежные стены Каньона багряным. Прощаясь, Хариб сделал то, чего сам от себя не ожидал — жест, который глубоко тронул аивлянку.

Много веков он был при нем. Камень. Хариб носил его на плече, в золотой застежке, скреплявшей его хламиду. Камень, обычный темно-серый, с большой примесью металлов (такой мог валяться где угодно), был обрамлен золотом наивысшей пробы.