– По-русски это мундир. – Я подал ей рюмку водки. – За русский мундир!

– За русский мундир, Раша! – подняла американка свою рюмку.

Это ее «Раша» делало из меня желе. Я готов был растечься у ее ног и пребывать так вечность, чтобы только быть рядом. Вот… Не знаю, что за очарование в ней было. Прямо колдовство какое-то!

Мы выпили. Она глубоко стала дышать, хватая воздух.

– Хорошо! У меня огонь по рукам пошел, – сказала она. – Когда мундир сварится? Чем заесть?

– Мы после первой не закусываем. А мундир еще не готов.

Я взял гитару и тихонько запел. Спел одну песню. Выпили.

– Как там мундир? – не успокаивалась она.

– Не готов.

– Откуда знаешь? – Ее глаза уже блестели.

– Так твердая еще!

Пел я минут двадцать, потом, вспомнив, что обещал салат из печени трески, поставил варить яйца.

– Спой еще, – выпив следующую рюмку попросила она, и я спел.

Снова вспомнил о яйцах и попросил ее: посмотри, яйца должны уже быть готовы.

Она вышла, сразу вернулась.

– Не готовы. – И села.

– Откуда знаешь? – удивился я. И получил замечательный ответ:

– Так твердые еще!

Вспоминая прошлое, которое казалось уже таким далеким, словно это было в другой жизни, в другом перерождении, я усмехнулся. Как так бывает? Вот вроде счастье, вот оно, рядом, а не ухватить. Не твое, чужое.

– И все? – спросила Шиза.