Светлый фон

– Вот ты чего переполошилась? – смеясь, спросила Ганга. – И ударила его? – В последних словах уже слышалась ревность и легкое возмущение.

– Я испугалась! Сначала. Ты сама говорила: «Береги свою девственность», вот я и хотела ее сберечь, когда увидела мужчину.

– А ты что, его не узнала? – Теперь в голосе моей невесты слышалось удивление.

– Узнала, – хихикнула Чернушка, – но не могла остановиться. А ты? Ты сама орала и размахивала мочалкой. Видела бы ты себя со стороны. Наверное, вообразила, что это меч? – Послышался приглушенный смешок.

– Потому что ты визжала, и я тоже испугалась.

Они, видимо, уже забыли обо мне, и я на цыпочках отправился подальше от этой комнаты. Подальше от этого крыла башни. Все, сюда я больше не ходок. А то еще скажут, что я подглядываю. И вообще, мне нужно переодеться.

 

Ганга чувствовала свою беспомощность. После слов жениха «идите и думайте» она поняла, что думать не умеет. Или, вернее, умеет, но не знает о чем. Она некоторое время пыталась собраться с мыслями, но не получалось. Пупсик – она хихикнула, вспомнив, как его назвала Чернушка, – поставил ее рядом и назначил правительницей баронства. А как править? Если бы это было племя орков, она бы знала свое место и приняла его безропотно. Дело женщины – рожать и обслуживать мужчину, советовать ему тихо в постели. Стать главной среди других жен. А тут люди. Как быть? Стойбища нет. Мужа нет. Постели нет. Шаманка была растеряна. Наконец она пересилила себя и пошла к Нему.

Она поймала себя на том, что не знает, как к жениху относится. Про себя называла его – Он, с трепетом и благоговением, принимая его превосходство, но то, что он человек, сбивало ее с толку. Орки привыкли презрительно относиться к людишкам. Слабые. Живут мало. Плодятся как тараканы и подлые. В общем, ничтожества. А Он другой. Наглый, уверенный, сильный, заставивший орков уважать себя. Полон тайн и окружен врагами. И это в шестнадцать лет! С ума сойти. Но в то же время она влюбилась сначала тайно, гоня от себя это чувство. Это произошло, когда наглец лизнул ее грудь. У нее внутри что-то разорвалось, а потом она стала плавиться, как воск на горящей свече. И уже ничего с собой поделать не могла. Ругала себя, проклинала его, с облегчением приняла его смерть – наконец-то чувства, раздирающие и сжигающие ее, погаснут. А Он, гад, выжил и отказался от нее, когда получил в качестве откупа. Ганга тряхнула головой, отгоняя воспоминания, и вошла в столовую.

Ирридар сидел, обложившись бумагами, и что-то сосредоточенно писал. Увидел ее, улыбнулся мягко, даже радостно, и комок у нее в груди растаял. Она смело подошла и стала говорить о своих проблемах. Он объяснял, терпеливо и доходчиво, а она смотрела на него и слушала, слушала, слушала… Наваждение прошло, когда Он сунул ей в руки стопку бумаг.