Светлый фон

Что-то шевельнулось в кустах, Надаске' бросил туда взгляд. Ничего особенного, какое-то животное — теперь это уже безразлично…

* * *

Керрик с Херилаком подошли к протоке, когда из кустов на противоположном берегу выскочил Долл и бросился в воду, всхлипывая и задыхаясь.

Вытащив мальчишку из воды, Херилак тряхнул его.

— Тебе уже была выволочка за то, что ты здесь шляешься. А теперь я выдеру тебя как следует.

— Там мургу! Они пришли с моря, мургу…

Херилак взял его за подбородок и посмотрел в глаза.

— Ну-ка, что за мургу? Те, что убивают стреляющими палками?

— Да, — ответил Долл и скуля повалился на землю.

Повернувшись, Херилак бросился вслед за Керриком. Догнав его уже на другом берегу, он схватил друга за плечо.

— Тихо! — приказал Херилак, — Иди тихо, не мчись, иначе выскочишь прямо навстречу смерти.

Керрик отмахнулся и бросился бежать. Там иилане', и Арнхвит среди них. Спотыкаясь и увязая в песке, он бежал вдоль берега к дюне, укрывавшей жилище Надаске'. И остановился с криком ужаса.

Херилак тоже остановился, увидев четырех мургу, двое из которых были вооружены. Перед мургу стоял мальчик. Выхватив стрелу, охотник натянул лук.

Керрик ударил его по руке, и стрела воткнулась в песок.

— Не надо. Они убьют его. Брось лук. Оставь это мне, Херилак. Я сам.

Он бросил свою стреляющую палку на землю, но Херилак стоял как скала, видя перед собой лишь тех, кого следовало убить. Один из мургу целился в Арнхвита. Будь это его сын, Херилак не стал бы колебаться и пожертвовал бы ребенком, но убил бы всех четверых.

Но Арнхвит — сын Керрика. Однажды Херилак и так едва не стал причиной его гибели. Нельзя допустить смерти мальчика, даже ценой собственной жизни. Медленно, не сводя глаз с мургу, Херилак нагнулся и положил лук на землю. Уродливый мараг, стоявший перед Арнхвитом, заворчал и задергался, потом раскрыл пасть, обнажив острые зубы.

— Повиновение-точный выбор, — проговорила Вейнте', победно изогнув руки и разинув рот в знак «поединка победы».

— Пусть маленький идет. Я встану вместо него, — сказал Керрик.

— Значит, ты ценишь жизнь своего эфенселе дороже собственной?