— Не царское это дело, на пошлые шутки плебеев отвечать.

— Ага! В твоём случае отвечавкать! Патриций доморощенный. Ну, кто ж в приличном обществе с набитым ртом разговаривает?!

— Ну, да, да! Я — жлоб, а в тебе светскость прямо пышным цветом цветёт! Цветочек ты наш маленький, горный и хрупкий. Одно слово — Гюльчатай!

Лерка промычала в ответ, что-то укоризненное, потому что сама успела откусить от какого-то кексика. Пользуясь её вынужденным молчанием, я решил подколоть её ещё разок:

— А знаешь, как Гюльчатай на немецкий переводится?

Лерка так удивилась, что даже жевать перестала.

— Эдельвейс! — припечатал её я.

Лерка стоически дожевала кексик и вкрадчиво поинтересовалась:

— К фашистам причислить хочешь?

— Не-а! К бургерам!

— К кому???

— А… это… к бюргерам. Вот!

— Значит, к бюргерам? — зловеще произнесла поедательница кексиков и других аппетитных плюшек. — А знаешь, кто они такие?

— Конечно! — радостно заявил я. — Это немецкие народные мещане.

— Обыватели это!!! — обиженно выкрикнула Лерка. И отвернулась.

В молчании я съел ещё одну плюшку, кстати, очень вкусную. Не зря нас дядя Коля именно туда и привёл. Потом вспомнил, что на один очень важный вопрос Лерка мне так и не ответила.