Тем временем он сам, явно опознав во мне женщину, так и застыл, удивленные глядя на меня и приоткрыв рот. Уж конечно, таких, как я, ему встречать еще не доводилось, и вряд ли доведется впредь…

Наконец патрикий Кирилл пришел в себя и неожиданно заявил (причем на латыни, которую тут понимали даже кошки):

– И вам тоже радоваться, госпожа Ника! Я тут собрался поехать к вам в Артанию с очень важными сведениями, а тут как раз вы и сами мне навстречу…

М-да, верно говорили предки, что болтун – находка для шпиона. Не брякнул бы этот чудак про Артанию, и все было бы нормально, а так и к гадалке не ходи, что среди немногочисленной публики, присутствующей в таверне помимо наших двух компаний, найдется как минимум парочка соглядатаев от какой-нибудь из византийских спецслужб. Ведь нигде не выбалтывается столько разных секретов, как в тавернах по пьяному делу. А ведь патрикий как раз подвыпивший; кувшин с вином на их столе уже пуст на две трети, а в речах Кирилла и его спутников заметна эдакая пьяная заторможенность.

– Тихо! – зашипела я, превращаясь из доброй Ники в разъяренную Кобру, после чего патрикий замер, как замороженный, с приоткрытым ртом.

– Эй, парень, – я постучала полусогнутыми пальцами по плечу сидевшего передо мной синеглазого, – вставай и иди на мое место. Эти добрые ромейские военные моряки тебя не обидят, мой напарник за этим проследит. А мне тут нужно будет с глазу на глаз потолковать с этим самоуверенным болтливым типом.

– Иди, Лютый, иди, – обреченно вполголоса проговорил Кирилл, – госпожа Ника – одна из ближайших соратниц архонта Серегина и знает, что говорит. А еще она могучая волшебница, и способна превратить всех тут в квакающих лягушек.

– В лягушек не могу, они мокрые и холодные. Могу в пепел, сухой и горячий, – глядя прямо в глаза Кириллу, заверила я и украдкой показала ему зажатый между ладонями маленький плазменный шар, сияющий как карманное солнце.

Мгновение – и энергия, затраченная на создание этого шара, снова всосалась в мои ладони и я, как фокусник в цирке, развела руки в стороны, показывая, что в них больше ничего нет. При этом обернувшийся Лютый не преминул оценить те специфические мозоли, которые возникли на моей ладони от долгих упражнений с мечом. После чего, почтительно склонив голову, он выполнил все, что от него требовалось, пересел за наш стол и сделал вид, что увлечен трапезой и разговором с соседями. Пока я тут занимаюсь лощеным императорским царедворцем, который вдруг решил пуститься в бега, Бек, со своей стороны, должен расспросить этого Лютого о том, каким образом он оказался связан с этим лощеным хлыщом.