Только самого города больше не существовало. Это было самое нехорошее место из всех, где мне доводилось находиться. Обнаженная и изогнутая арматура фундаментов напоминала ребра мертвого скота, что пылился на обочине дороги в годы засухи. Некоторые стены и бетонные плиты сохранились частично нетронутыми, но и они лишь намекали на форму зданий, которых уже нет.

Прежде мне доводилось видеть машину из Старой Эры, несколько лет назад в поселении. Я знала, что это большой риск – заплатить бронзовую монету за то, чтобы сходить на разъездное шоу, обещавшее показать настоящие артефакты. Но когда прибыл грязный фургон с выставкой, я выстроились в очередь и заплатила, как и почти все жители поселения. Стояло прохладное утро, урожай давно собрали. Когда подошла моя очередь, сын зазывалы провел меня в палатку, посреди которой стоял грубо сколоченный постамент, а на нем – нечто, прикрытое красной тканью. Основание постамента виднелось в самом низу, там, где ткань не доставала до пола. Зазывала сказал еще с утра, что эту машину вывезли из запрещенного города на востоке. Сначала я подумала, что она должна быть внутри металлической коробки, что стояла на постаменте. Затем зазывала с важным видом открыл крышку, и я поняла, что машиной была сама коробка. Внутри, в верхней половине, находились какие-то обломки, похожие на потускневшее стекло. Нижняя половина раскололась и представляла собой расплавленную черную массу. Шнур, местами толщиной в одну нить тонкого провода, свисал из коробки, частично волочась по красной ткани.

– Это для Электричества, – прошептал он таинственно.

Я и об этом уже слышала: как после взрыва пропало Электричество и мир Старой Эры буквально замер. Дома, целые города наполняли брошенные, бесполезные машины, и у каждой имелся такой же бесполезный шнур.

В этом городе на вершине горы не нашлось ничего, что выглядело хотя бы как та коробка. Самым странным здесь казалось противоречие между пустынным и разрушенным местом и уймой впечатлений от того, что его окружало. Я не просто слышала шум жизни, некогда наполнявшей эти улицы. Он мне казался грохотом, настолько же явственным, каким виделось здесь отсутствие всего живого. Прошлые жизни чувствовались совсем не так, как обычно бывало с видениями, даже когда мне являлись образы взрыва. Это, скорее, напоминало отражение, отзвук колокола, что слышится еще какое-то время после того, как сам колокол перестал звонить.

Меня удивляло, что Зои и Кип оставались безучастными. Оба с осторожностью пробирались среди обломков. Кип то и дело поглядывал через плечо, но совершенно очевидно, что ни один из них не чувствовал той разноголосицы, что оглушала меня. Хотя Кип заметил, как я инстинктивно закрыла уши руками, что, конечно, не имело никакого смысла. Он подошел ко мне, ступая по искореженным металлическим балкам.