Несмотря на потуги и старания врачей, память к нему так и не вернулась, и ему пришлось заново привыкать ко всему, что его окружало. Произошедшее никак не отразилось на его психическом здоровье, чего нельзя было сказать о взаимоотношениях в семье. Мать обвиняла во всём отца, отец мать, и вскоре жизнь в семье стала настолько невыносимой, что они были вынуждены развестись и разъехаться. Поэтому в последующей его жизни самым близким и родным для него человеком стала мама.

С тех пор ни он, ни его близкие никогда больше не вспоминали о событиях той таинственной ночи. И вот сегодня его сознание зачем-то извлекло из глубин его подсознания отдельные отрывки того происшествия, которые долгие годы были для него недоступны. Он вспомнил, что перед тем, как его нашли, он был в компании каких-то странных людей, совсем не похожих на его родителей, а после того, как они пропали, в его мозгу, как заноза, засело одно единственное слово: «Смотритель».

И словно в продолжение его сна, он почувствовал, как его пытаются растормошить и вернуть к жизни. Отзываясь на эти прикосновения, он открыл глаза и увидел Кузьмина, Соболева и помолодевшего Алексея. Посчитав, что это видение из сна, он отмахнулся от них рукой и снова закрыл глаза. Однако не тут-то было. Почувствовав в своём носу щекотание, он смачно чихнул и окончательно проснулся…

Картина, представшая его взору, была достойна кисти русских передвижников. Он возлежал на широком ложе, чем-то напоминающем боярскую кровать, в большой старинной русской избе. Справа от него стоял Кузьмин, одетый в русскую косоворотку, слева Степан в длинной холщёвой рубахе, подпоясанный кушаком, тут же стоял Алексей, который выглядел так же, как в момент их первой встречи в Швейцарии. Чёрные кудрявые волосы спадали ему на плечи, а маленькая узкая бородка с длинными бакенбардами делала его похожим на живого Христа. Однако больше всего его поразили глаза Бурмистрова, в которых он увидел некую безысходность.

– Ну, слава Богу, проснулся, – проговорил он, перекрестившись. – А то мы уже думали, что придётся садиться за стол без тебя. Поднимайся, Николай Петрович, нечего смотреть на нас такими удивлёнными глазами, чуть позже я тебе всё объясню. Сейчас Степан отведёт тебя на двор, а мы пока с Володей соберём что-нибудь на стол. Наденешь вот это, – и он положил на край кровати добротный старинный кафтан. – Не обессудь, чем богаты, тем и рады.

Когда через пару минут Томилин умывался в деревянной кадушке, он спросил у Соболева:

– Степан, где мы?

– А чёрт его знает, Николай Петрович. Фантом перетащил нас сюда, когда мы все были в отключке. Надо полагать, что это дом Архипа, про который он нам говорил, хотя совершенно непонятно, почему изба и находящиеся в ней вещи до сих пор выглядят так, как будто бы здесь кто-то живёт. Посудите сами, изба протоплена, запаха плесени нет, дом полон продуктов и старинной одежды, а на дворе целая гора порубленных дров. В общем, чудеса, да и только.