Третья тренировка дает прирост процентов в пять к навыку рукопашки и в пять раз больше – к навыку бокса. Немного подрастают выносливость, ловкость, сила, и, возможно, это не все – у меня просто не было времени отследить, что еще могло подняться с одной тренировки.

Тренер чуть ли не сквозь зубы замечает:

– Быстро учишься, Фил. Такими темпами я тебя на город могу отправить к осени. Лишь бы кураж не потерял…

Я? В чемпионате города по боксу? Это что-то совсем новое для меня, я даже загораюсь этой идеей.

После тренировки еду в ЗАГС. Яны еще нет, и я остаюсь ждать ее у входа. Жена задерживается уже больше чем на десять минут, и я решаю позвонить ей.

– Еду я, еду, Панфилов. Жди! – раздраженно отвечает она и отключается.

Минут через двадцать ожидания возле ЗАГСа останавливается уже знакомый мне джип Владика, откуда из передней двери выходит Яна и, перейдя дорогу, направляется ко мне. Владик остается в машине.

– Доброе утро, – приветствую ее я.

– Да-да, доброе, недоброе, не суть. Короче, у меня нет времени тянуть с разводом, я уже договорилась, подмазала, нас разведут в упрощенном порядке. Документы все подготовлены, тебе остается только подписать. Идем?

Выглядит она неважно. На замазанной тоналкой скуле просвечивает синяк. Веки припухшие, словно Яна вдоволь поплакала до встречи со мной, наспех смыв косметику и накрасившись вновь, второпях. На шее, перевязанной легким невесомым платочком, можно заметить следы, будто ее кто-то крепко хватал за горло.

– Ян, у тебя все в порядке?

Успеваю заметить, как она кидает быстрый взгляд в сторону джипа.

– Идем, – говорит она, игнорируя мой вопрос.

Жена уверенно ведет меня в нужном направлении и заглядывает в какой-то кабинет:

– Олеся Павловна, можно?

– Минуточку подождите, – слышу голос, очевидно, Олеси Павловны.

Яна прикрывает дверь и как-то устало опирается спиной об стену, смотрит в потолок и шумно вздыхает. Меня беспокоят ее показатели: дебафы «Недосып», «Депрессия», убитое в ноль настроение. Я смотрю на ее осунувшееся и постаревшее лицо, которое я так любил целовать, и мне становится жаль. Нет, не ее, а того, что не получилось, не срослось, не вышло. И все-таки ее тоже. Не знаю, что с ней происходит, но явно не все хорошо.

– Яна, послушай, – пытаюсь я начать разговор и вижу, как она напряглась. – Послушай. Во-первых, прости меня. Прости, что не оправдал надежд, что валялся ленивым боровом, ни к чему не стремился, а все мои помыслы занимали достижения в Игре.

В Яне просыпается интерес, и кому, как не мне, знать, что это так и есть, без всякого интерфейса. Мы разводимся, но несколько лет жизни так просто не вычеркнешь – мы сроднились, пока не началось отторжение.