– Ты не явился на тренировку, я пошел к тебе во двор. Мне сказали, что с тобой случилось, – надеюсь, парень не спросит, как я узнал, где он живет.

– Уроды… – почти беззвучно произносит Костя, даже с моим повышенным восприятием мне приходится напрягаться, чтобы расслышать. – Не знаю, кто это был… Ночью… какие-то вызвали… во двор… поговорить. Вчера… на трене… с Магой зацепился… Сильно… Может, от него…

– При встрече узнаешь?

– Не знаю… Темно было.

– Ясно. А заяву почему не стал писать?

– Западло… – одними губами отвечает он.

– Дурак ты, Костян. А если бы убили? Ладно. Короче, слушай. Лежать тебе здесь, пока не оклемаешься. Недели две-три. Так что на турнир я пойду вместо тебя. Усек? Если выиграю – деньги пойдут на Юлькино лечение.

Он кивает и едва заметно улыбается:

– Тебя… уроют.

– Посмотрим. Юльку отвезу к своим родителям. Они на пенсии, присмотрят. Взял бы к себе, но я дома почти не бываю. В каком она садике?

– Сорок… восьмом. Спасибо.

В палату, гремя ведрами, заходит санитарка:

– Не поняла! Молодой человек, у нас тихий час! Немедленно покиньте отделение!

– Пока не за что, – отвечаю Косте, не обращая внимания на шумную склочную тетку. – Все, лечись, бро, восстанавливайся! Юль, прощайся с братом. Жду тебя снаружи.

Дотрагиваюсь до Костиной ладони. Сжать руку он не может, но его пальцы чуть сгибаются, отвечая.

Из больницы мы едем к моим родителям – за Киром. Чтобы отвлечь девчонку от грустных мыслей, решаю взять ее с нами в кино.

И отец, и мать дома. Оставляю Юлю на попечение племянника Кирюхи, а сам на кухне объясняю родителям, что случилось. Мать всплескивает руками:

– Какой ужас! И девочка худенькая какая…

– Мам, у нее редкая болезнь, у нас не лечат. Надо оперировать за рубежом. Но речь не об этом…

– Сынок, какой разговор? В садик сам буду водить, – говорит папа. – Откормим, да и нам веселее будет! А то пока от тебя внуков дождешься!