Выхожу из номера и иду к лифтам, на ходу актуализируя его местоположение. Товарищ Хаккани жив, здоров, и, судя по пульсу, хорошо себя чувствует. Пока.

Он должен стать первым. Американцы получат его, я – свои деньги, и если все будет нормально, я смогу предложить им больше. Сразу, как только решу вопрос с Панченко.

* * *

– Филипп, простите за, возможно, бестактный вопрос, но все же… – Человек, представившийся Норманом Дохерти, виновато улыбнулся. – Разрешите?

На ужин мы поехали в непрезентабельный корейский ресторанчик. Алекс, сопровождавший меня в поездке, остался в машине, а Лаура завела меня внутрь и провела на второй этаж. Там, в отдельном кабинете, уже сидели два человека – мистер Дохерти, изящный молодой человек в рубашке с закатанными рукавами, и Эктор Санчес, одутловатый смуглый мужчина сорока лет в очках без оправы.

Меня удивило, что назвали они мне настоящие имена. Еще меня удивили их уровни социальной значимости – у обоих выше десятого, причем у Нормана, казавшегося много моложе, был даже выше, чем у Эктора.

Разговор переводит Лаура, так как я продолжаю прикидываться валенком, не знающим английский. Это дает мне время обдумать ответ, но не очень много – девушка переводит все четко и синхронно, искусно вставляя перевод в естественных паузах.

– Конечно. Спрашивайте, – отвечаю, пережевав ломтик говядины в остром маринаде, который Норман умело поджаривает на плите прямо за нашим столом.

Дохерти переворачивает кусок свинины, берет ножницы и нарезает на ломтики. Закончив, спрашивает:

– Филипп, как вы, находясь в провинциальном российском городке, сумели с точностью до метров указать координаты Джабара Азиза Хаккани? Мы все проверили. Вы не имеете отношения к спецслужбам вашей страны, вы никогда не покидали ее пределов, более того, у вас нет никаких контактов, могущих с вами поделиться подобной информацией. У вас есть хоть какое-то разумное объяснение?

– Разумного – нет, – развожу руками, и едва не теряю чуть не слетевший кусок мяса, который я держу палочками. – Можете не верить, но у меня иногда случаются озарения.

– Как давно это началось? – настораживается Санчес.

– Недавно. В мае. – Выбираю тактику честности, не зная досконально, что они обо мне выяснили. Тот же следователь Игоревич мог где-то упомянуть обо мне. – Я смотрел телевизор, где на местном канале показывали объявление о пропавшей девочке. Простите…

Закидываю кусок мяса в рот, и, пережевывая, мельком отслеживаю индикаторы – интерес высочайший.

– И? Что произошло? – мягко и вкрадчиво спрашивает Норман. – Вы что-то почувствовали?