Светлый фон

— Нет, — говорит, — в ближайших дворах точно есть. Проверяли. А дальше вам стрелу не послать, потому что хлипкие вы больно. Нетренированные.

Ну ладно, царское слово — закон. Вышли мы во двор, и вперед на подвиги. Васька по старшинству первым стрелял. У него, ясное дело, все, как положено, верный прицел и точный расчет. Пускай страшненькая, зато батя — казначей наш. Теперь в бюджете экономия государственных средств наметится, потому что красть он для себя, то бишь для нас, станет. Для родного царства то есть. Не, Васька не дурак. И ухоронку правильно выгреб — розу ветров заранее разузнал и координаты цели определил. Ну а я…

Я — как обычно. Куда стрела делась, никому не ведомо. Двор облазили, по соседям пошарили, по всем кустам прошлись, все ветки обтрясли, траву только что не выдрали, перевернуть пытаючись. Ничего. Совершенно. Словно сгинула.

Ну, батя тут и давай ругаться, что, мол, перед соседями-то какой позор, что ты, мол, хуже казначея, одни расходы от тебя и никаких доходов, поэтому иди-ка ты, добрый молодец, к Бабе-Яге. Если ничего дельно не посоветует, так, может, хоть съест тебя. Вон ведь какой откормленный.

Митрофан, кот в поиске предназначения

Царевич сразу с порогу быка за рога схватил:

— Помоги, Яга, стрелку золоченую найти. Пропала без вести.

А я на крыльце сижу, отдышаться пытаюсь. Ну и слушаю заодно. Не нарочно, конечно, оно само получилось.

— Так кто ж на крыльце дела-то обсуждает, — всплеснула руками Яга. — Заходи, добрый молодец. Залетай, ясный сокол. Сперва угощения отведай, а там и разговоры разговаривать примемся.

Царевич, ясное дело, в дом со всех ног. Раз уж угощают. Я уж было за ним примерился, а Яга злопамятная прямо у меня перед носом дверь и захлопнула. Только мусор с крыши посыпался. Всякий мусор. Перышки там, скорлупа от вороньих яиц. Ну и стрелка царская, золоченая, одна штука.

Ладно, думаю. Сейчас мы тебе покажем, кто здесь главный. От кого польза, а от кого — лишь битые черепки. Пока тут сокола потчевают-спаивают, успею кой-куда скоренько прошвырнуться и обратно воротиться.

Иван Никодимыч, младший сын царя

— Здравствуй, царевич, здравствуй, сахарный.

Яга-то, плевать что пятьсот лет в обед да все зубы выпали, ужом так и вьется, глазки вовсю так и строит. Одно слово — ужас. Но выхода-то не предвидится. В тереме родитель в нервическом расположении духа поджидает. Пустым вернешься — совсем из дому выгонит. У царей с этим строго.

— Кваску испей холодненького, — старается хозяйка, гостя привечает. — На жабках настоянного. Свеженького. Вчера только квакали.