– А ну за работу! Ишь, разлеглись! – невозмутимо покрикивали охранники, ногами и хлыстиком помогая рабам очухаться. – Все, везунчики, можете уже не трястись! Сегодня вам осталось только нас бояться!

Тед встал сам, машинально отряхнул колени, хотя к ним ничего не прилипло. Из горловины сплющенного, попавшего под живот мешка сочилась розовато-белая слизь. Кустики постепенно расправлялись, стирая последнюю память о безымянной жертве.

– Возьми ее садок, – шепотом подсказал Бьёрн, – а то вечером ввалят.

Пилот медленно, как загипнотизированный, шагнул и подобрал мешок. Он оказался увесистым, раза в два тяжелее раздавленного. Девушка действительно хотела жить. Хотя бы так.

На поле снова закипела работа, а Тед продолжал стоять столбом, невидяще глядя на ничем не примечательное место. На миг отвернись – и все, уже не найдешь.

Бритоголовому охраннику это не понравилось.

– Эй, чего застыл? – стрельнул он хлыстиком. – Болтать не с кем стало? Ну и отлично, меньше отвлекаться будешь!

Тед так же заторможенно развернулся – и со всего маху огрел бандита мешком по уху. Удар получился мягкий, зато сочный и громкий, будто внутри разом лопнуло два десятка яиц. Голова охранника мотнулась, он взмахнул руками и сделал два заплетающихся шага вбок, пытаясь сохранить равновесие, но озверевший пилот бросился на него и повалил. Плантация снова залегла: плазмомет, за который охранник продолжал цепляться мертвой хваткой, оплевал все вокруг и выкосил широкую полосу в кустарнике. Бритоголовый оказался тем еще бугаем, усыпить его с одного хука не удалось, а второго не последовало: уже летящий к цели кулак перехватили и рванули назад с такой сокрушительной и точно приложенной силой, что плечо с хрустом выскочило из сустава. Тед взвыл от дикой боли, а потом его за эту же руку сорвали с жертвы, как тряпку, и швырнули лицом в землю.

…Последнее, что запомнил парень, – спина удаляющегося киборга. Охранники уже и сами справлялись…

* * *

Утром Теодора втолкнули обратно в барак. Холодный пол карцера и боль в плече не дали парню уснуть, поэтому синяки вокруг глаз у него были почти одинаковые, только левый с багровым оттенком. Вениамин поспешил вправить ему руку, но за ночь она сильно опухла и почти не слушалась. Максимум – пальцами пошевелить.

«Больничный» Теду не выписали, выгнали на поле вместе с остальными, и дневную норму он, разумеется, провалил. Если бы не друзья, державшиеся рядом и украдкой подбрасывавшие ему пиявок, то вечером огреб бы еще и за «лень», а так всего лишь остался без ужина. Впрочем, не больно-то и хотелось.