— Выкарабкается, как думаешь? — спросил Гемм, стоявший у постели больного.
Медицинский автомат, опутав Торренца датчиками, сделал пару уколов, капельно подал какой-то раствор. Унылый сигнал пульсомера отмерял тягучие секунды. Торренц был бледен, белые обескровленные губы вяло шевелились, словно больной все время силился что-то сказать. Грудь его медленно и тяжело вздымалась.
— Думаю, да, — с некоторой заминкой ответил Хан, имевший вторую профессию — врача. — Ничего серьезного, насколько я могу судить, показатели нормализуются. Антиграв шлюпки не смог полностью погасить двадцатикратную перегрузку.
— Ты это нарочно сделал? — спросил Гемм у Святова, стоявшего справа от него.
— Не выдерни я его из каменных тисков, выхаживать нечего было бы. Пусть спасибо скажет, что вообще жив остался.
— Может, стоит доставить его в медицинский центр?
— Нет необходимости, командир. Он приходит в сознание, — сказал Хан. — Торренц, вы меня слышите?
Веки больного дрогнули и чуть приоткрылись, губы вновь зашевелились, но расслышать не удалось ни слова.
Яркая пелена медленно сползала с глаз. Торренц повел глазами. Белый потолок, семиглазая лампа, пронзительно-слепящая — такие Торренц где-то видел… Ну конечно, в медицинских отсеках судов. Еще лицо, очень знакомое, принадлежащее мертвому человеку. Странно…
В голове бухало, и Торренцу никак не удавалось собраться с мыслями. Но в памяти потихоньку всплывали разрозненные обрывки воспоминаний: взрыв на крейсере, бегство в шлюпке, астероидный поток… Судно — за ним охотились. Он знал это судно раньше… Фарро — вот кому принадлежало лицо!
Торренц вдруг вспомнил все и, широко распахнув глаза, попытался сесть, но слабость свалила его обратно на жесткую постель.
— Фарро! — хрипло выдавил он.
— Я, Торренц, я, — ответил «призрак», очень знакомо ухмыляясь.
— Ты… жив?
— А что тебя так удивляет?
— Но ты ведь…
— Тебе привиделось. Лежи.
— Разве? Где я?
— На моем судне. Мы тебя спасли, ты нам обязан жизнью.
— Я никому ничем не обязан, — прохрипел Торренц. Белая пена выступила у него в уголках губ.