Было бы прекрасно пообщаться с ней на столь многие интересующие его темы, в которых дама явно понимала куда больше него и вообще большинства из ныне живущих.

Но Песнь Фей несла смерть своей корежащей саму реальность мелодией.

Его барабанные перепонки и глазные яблоки лопнули, выплескивая кровь. Мышцы извивались под кожей, словно клубок змей, что пытался вырваться наружу. Скрип собственных костей вызывал мурашки, как от звука мела по сухой доске.

Сила Откровения, мощь Тьмы, прокатилась по умирающему телу прямо к клыкам, вливаясь смертельной инъекцией по венам женщины. Она пыталась вырваться, лупила его по голове, била в грудь, кромсала ударами лицо и ломала конечности.

Диски хребта глухо хрустнули от одной из оплеух из-за чего шея вытянулась далеко вперед. Будь у нее возможность, женщина бы скастовала Умение и он бы уже точно умер. Одна она явно оказалась в ловушке собственной силы вместе с ним.

Адам не видел и не слышал, что происходит вокруг. Все его чувства заменили отголоски Тьмы из Откровения. А эмпатия на нее и так не работала.

Стихия гуляла по телу женщины как паучий яд, служащий внешним желудочным соком. Чтобы хищник вернулся к жертве и выпил ее перетравленные внутренности, обратившиеся в один сплошной питательный коктейль.

Мерзко. Зато эффективно.

— Тва-а-арь-гх! — заорала она, захлебываясь собственной рвотой и кровью.

Фае испытывала сейчас боль, не сравнимую с действием яда, сожжением заживо или другими прелестям пыток. Спутница Ланселота, назвавшая себя Стирателем, ощущала куда большую агонию чем Адам под влиянием ее Песни Фей.

Словно тысячи маленьких червей или плотоядных микробов, ее тело пожирала Тьма. Смаковала каждую клетку, каждую кроху креона внутри Ядра. Пережевывала, чтобы потом вернуться вместе с извлеченными питательными средствами к Адаму.

Ощущая как Песнь Фей ослабевает, изогнулся поломанной куклой и схватил фае за голову, выдавливая глаза, сминая череп.

Он уже не думал о том что будет дальше, но в одном был уверен — дамочка подохнет вместе с ним.

Держал ее в руках до тех пор, пока спазмы умирающей женщины не стали напоминать посмертные конвульсии лягушки, к мышцам которой подвели электроды.

Песнь Фей все еще давила, не позволяя женщине окончательно умереть, но с каждым мигом ее тошнотворная мелодия отдалялась.

Адам же все еще был жив.

Неожиданно, Тьма плеснулась обратно к его клыкам, возвращаясь в тело, наполняя силой. Сшивая переломы, выпрямляя кости, разглаживая мышцы и отращивая мягкие ткани.

Его глаза и перепонки еще не успели восстановиться, но он четко услышал предсмертные слова женщины, отраженные во Тьме.