— Как, как, ты видишь меня?! — взвыла от боли тризу. — Ты что — демон? Люди не могут так сражаться!

— Нет, хуже, я — человек, который тебя убил. Пусть эта мысль сопровождает тебя по дороге к Многоликому.

Аарон услышал звук, который издает упавший на пол чугунный котел.

«Вот и все, она упала», — пронеслось в его голове, и парень направился к краю арены. Чернильное облако понемногу рассеивалось, и, когда он появился из темной тучи, толпа ахнула от изумления. Она взорвалась ликующими криками, словно извергающийся вулкан лавой. Несмотря на все бахвальство Воина Бога, Аарон вышел из битвы невредимым. Сверху на арену посыпались разноцветные лепестки цветов. Победа опьяняла парня и кружила голову.

Несмотря на свои годы, Сулла встречала его, порхая, словно обрадованная весеннему солнцу бабочка. На ее лице не было и следа от привычного хмурого выражения.

— Виват победителю! — кричала она вместе с другими гладиаторами. — Твоя победа поднимет наш Дом на небывалую высоту!

«Какое мне дело до твоего проклятого дома?»

***

Ему позволили взять мяса и несколько кувшинов вина в свою камеру. Все приветствовали его, как победителя. Чин — Чин — Олла первый встретил его у входа:

— Рад, что ты выжил, — заявил он, одобрительно похлопав Аарона по плечу.

— Демон побери, как тебе удалось одолеть Воина Бога?! — спросил Окак, сидя на кровати.

Даже всегда угрюмый Кирк казался почти дружелюбным.

— У меня есть еда и выпивка, празднуем! — заявил своим сокамерникам Аарон.

— Хорошо, что меня не выставили против тебя, — сказал Беон, пригубив глиняную чашу с вином.

— Он бы тебя быстро разделал, — отозвался Окак, уминая куриную ножку.

— Может и так, — согласился Беон. — А такого толстяка, как ты, он бы даже не заметил.

— Выпьем за наши будущие победы! — гортанным голосом вскричал Кирк.

Аарону не хотелось говорить. Он ловил момент и наслаждался представившейся возможностью отойти от горячки боя. Чем больше вина он выпивал, тем дальше казалось происходящее на арене. Он понимал, что, возможно, этот вечер — лучшее из того, что его ждет впереди. Ведь скользкая минога по-прежнему удавкой обхватывала его шею. Ничего не изменилось, он все еще раб.