– Да он же, Галактион Анемподистович. Я, говорит, хоть сейчас готов, да с невестой не могу поладить. Я хочу в церковь, а она, представьте себе, – комсомолка. А не хочет, говорит, так я и один в церковь пойду. Нельзя же ее силком заставить…

Эта новость оказалась неожиданной для Боброва.

– Он мне ничего не говорил. Может быть, шутит.

– Что ты? Так подробно описал – как будто я сама видела. Шатенка, глаза зеленые, ходит в мужской рубашке… Ну что у тебя – рассказывай…

– Ах, знаю, знаю… Алафертов. Вот не ждала – такой милый молодой человек.

Через несколько минут:

– Что ты говоришь? Растрата?..

Глаза ее стали серьезными, большими:

– Значит, виновата – я. Ты очень меня ненавидишь? Признайся, ты ненавидишь?

– За что же? Ведь я сам…

Она схватила его руку – глаза ее приблизились к его глазам:

– Значит, я для тебя дороже всего. Дороже… Ну как сказать – вообще… Ведь да?.. Верно?… Верно.

– Что ты спрашиваешь!

Муся спрыгнула с дивана и потащила за собой Юрия Степановича.

– Смотри – вот они, все твои игрушки. Видишь – с пломбами – я их и не трогала. Очень они были мне нужны… Бери их, отдай назад!

Юрий Степанович не спрашивал, почему ее глаза горели таким неподдельным восхищением, когда она принимала эти подарки, он не спрашивал, почему она прятала их в ящик и даже не трогала и ни разу не надевала их. Ей были они не нужны, – зачем же тогда…

– Теперь это уже не поможет, – грустно ответил он.

– А что же поможет? – спросила она с лукавой торжествующей улыбкой. – А кто хотел, чтобы я из-за него поссорилась со всеми и в том числе с известным ему лицом… Кто? Неужели ты до сих пор ничего, ничего не заметил? Неужели ты когда-нибудь думал, что я так глупа и наивна… Иди… Чтобы никто, никто, – она приложила палец к губам, – не узнал, что ты был здесь.

Ведь все это касается теперь только меня. Ты понял? Веришь?

* * *