У одной из построек работали знакомые нам слуховщинцы.

– А это у нас плотничий староста, – познакомил архитектор председателя с Михалком.

– Приехали посмотреть, – не стесняясь, начал разговор Михалок, не потерявшийся бы и в присутствии более важного начальства. – Но может быть такого рода картины вас не привлекут – все это низкая природа, – закончил он скороговоркой, показывая на работавших плотников.

– Эге, да ты товарищ видно поэт, – засмеялся председатель. – Я не вижу ничего низкого. Сам плотник.

Плотники с недоверием посмотрели на него. Лукьянов почувствовал, что должен доказать свое заявление на деле.

– Дайте-ка мне топор, – сказал он Михалку и сбросил пиджак.

Под недоверчивыми улыбками он взвесил на руке топор, приладился.

– Ну-ка, давай.

Топор неловко врезался в дерево.

– С непривычки, – оправдывался председатель. – Ну-ка еще попробую…

Следующий удар был уже мастерским, от дерева отлетела мягкая желтовато-розовая щепка.

– Сыроват лесок-то, – сказал председатель и по незабытой еще привычке поплевал на ладони, перекладывая топор с руки на руку.

– Что ж поделаешь – торопимся, – оправдался Михалок.

Бревно быстро было обтесано – председатель взялся за другое.

Плотники, с недоверием наблюдавшие за Лукьяновым, чтобы не отстать от председателя, тоже принялись за работу.

– Что еще делать? Распоряжайся, ты тут старший, – сказал председатель Михалку.

Работа закипела. Из-под топора летели мелкие щепки, с сухим треском отваливались толстые щепы, вырубались гнезда, выдалбливались пазы для шипов. Минут через пять Лукьянову казалось, что он никогда не занимался ничем, кроме плотничьего ремесла. Постепенно рабочие привыкли к нему, чуть-чуть посмеивались и перешли на фамильярный тон.

– Ну-ка, председатель, подсоби.

– Эй, председатель, выручай.

Товарищ Лукьянов раскраснелся, повеселел… Он бегал, забыв свою несколько неподходящую для плотника тучность, задыхался от непривычки, смеялся неловкости товарищей, своим собственным неудачам.