Прямо на него с середины серою листа глядело бледное лицо молодою человека с прямым носом, большим подбородком и твердо стиснутым ртом. «Петр Сергеевич Шведов, – стояло под фотографией. – Лет – 26. Социал-демократ. Кличка Николай. Имеет связь с заграницей. Арестован в 1903 году, сослан в Сибирь, в места не столь отдаленные». Ниже, другими чернилами было приписано: «Бежал с каторги в апреле 1904 года».

– Так! – задумчиво сказал Ферапонт Иванович. – Так!.. – повторил он, держа раскрытый альбом.

Апрель 1904 года! Это было четыре месяца назад. Обманув тюремщиков, выломав решетку, Николай бежал тогда из пересыльной тюрьмы. А полчаса назад, направляясь в охранку, Филькин увидел этого Николая, спокойно идущею по главной улице. Правда, тот Николай был гладко выбрит, брюнет, а этот имел рыжие брови и роскошные пушистые усы. Но такого старого воробья, как Филькин, не обманешь никаким маскарадом!

– Так… – размышлял про себя Ферапонт Иванович. – Приехал он не спроста. Ясно!.. Крамольник опытный, без дела шататься не будет. Опять же времена тревожные, рабочие бушуют на заводах. Значит, опять работа… Николай – это тебе не фунт, за поимку такого и награду схватить недолго. А в рассуждении Анюткиной свадьбы такая награда очень сейчас подойдет!

Он так увлекся своими мыслями, что не слышал, как скрипнула дверь и масляная рожа жандарма просунулась в комнату архива.

– Ферапонт Иваныч! – сказал жандарм. – Здеся вы? Идите скореича, вас по всему охранному ищут. Сам требует. Гневается страсть! Идите, Ферапонт Иваныч!.. – И когда Филькин поставил альбом и быстро шагнул к двери, жандарм дружески зашептал: – Дело, слышь, новое завели. Ящик привезли, а при нем арестант. Ящик с бомбами, слышно. Иди скорей, Ферапонт Иваныч!

И следом за Филькиным он заспешил в коридор…

«Сам» Сигизмунд Павлович Потоцкий, заместитель начальника «Отдела Наружного наблюдения», действительно чувствовал себя неважно. Уж слишком тревожная жизнь пошла за последнее время. На заводах стачки, недовольство, в министров бросают бомбы прямо на улицах! И за всем этим должна следить охранка, предупреждать все это – его дело! А как предупредить, если бомбы уложены в конфетные коробки и бросают их нарядные молодые люди, а рабочие бастуют на десятке заводов сразу? Дернуло же начальника заболеть в такое отвратительное время!

Сидя за столом, обтянутым ветхим сукном, под царским портретом в золоченой тяжелой раме, Потоцкий поднимал плечи, потирал лысину, багровел и с откровенной злобой смотрел на то, что происходило в двух шагах от него. А происходила довольно странная сцена.