Безумие. Ничем иным это просто не может быть.

Стройное и гибкое тело, расчерченное плавными линиями мышц, твёрдый плоский живот, тонкая талия: обжигающе-горячая кожа ощутимо вздрагивает под его руками и губами. А её собственные руки уже дёргают ремень его брюк, ладонь проворно скользит за пояс, движется в дразнящем неровном ритме, в то время как подошва армейского ботинка рывком тащит брюки вниз, скребанув жёстким протектором по коже бедра. Изворотливая, паршивка. Впрочем, он сам ничуть не церемонится, сдирая с неё штаны вместе с ботинками.

Когда он в последний раз так сильно хотел женщину? До исступления, до темноты в глазах, до невозможности сделать очередной вдох? Не до ответов, когда чёрный огонь глаз прожигает его насквозь, пробирает до костей, заставляет разряды молний биться под кожей. Смотрел ли на него кто-нибудь так? Жадно, хищно, откровенно и нагло заявляя о своих желаниях? Кто она, чёрт возьми, такая, так похожая на него?!

«Ларай, ради всего святого, выключи свой грёбаный интерком!» – кажется, это была последняя связная мысль в его голове.

Глава 22

Глава 22

– Покурить бы, а? – едва слышно выдохнула Иррэн ему в шею.

Кристоф не глядя свесил руку с постели, нашарил на полу брюки и извлёк из кармана помятую пачку и зажигалку.

Курили молча, постепенно успокаивая сердечный ритм, медленно остывая.

– На что ты теперь рассчитываешь? – нарушил тишину Кристоф, с неудовольствием отмечая, что вопрос вышел вовсе не таким небрежным, как ему хотелось бы.

Так было бы проще. Логичнее. Поверить в меркантильный расчёт, не искать иного объяснения произошедшему. Пытаться игнорировать тот факт, что уже нашёл его.

– Рассчитываю? – Иррэн презрительно фыркнула. – Пусть то, что ты как бы хренов надзиратель, а я – беззащитная пленница, тебя не обольщает. Если бы я этого не хотела – вырвала бы тебе кадык зубами, прежде чем ты даже подумал бы прикоснуться ко мне. Да какого хрена я вообще должна тебе объяснять? Ни хера я тебе не должна.

Вместо ответа Кристоф лишь притянул её ближе, позволяя устроиться у себя на плече и принявшись почти отстранённо разглядывать татуировку на спине. Та разукрашивала лопатку, змеилась вдоль позвоночника и заканчивалась на пояснице, перечёркнутая линиями старых шрамов – хаотичных, резаных. Пальцы почти машинально скользнули вниз, очерчивая контуры сломанных крыльев.

Если бы сейчас ей вздумалось убить его, он мог и не успеть среагировать. Тонкая грань мнимого спокойствия и самоубийственного риска. Зачем он продолжает? Зачем позволяет ей прижиматься теснее и обвивать руками шею? Почему не скажет, что уже получил всё, что хотел? Почему позволяет ей так нагло и бесцеремонно делать то, что она хочет, какого чёрта отвечает на поцелуй и крепче притягивает к себе?