Ну почему, почему он не решился поцеловать её тогда? Почему вся эта до безумия недвусмысленная огненная близость ограничилась лишь касанием рук, лишь объятиями, лишь взглядами, горящими настолько откровенно, что наутро было просто невозможно поверить в их реальность?.. Почему в то утро, что они проснутся вместе на ворохе тюков одного из портовых складов (к счастью, хотя бы одетые… Но к счастью ли?..), Анна лишь привычно взъерошит его волосы, посетовав, что Курт три шкуры с них спустит, если они явятся на тренировку в таком непотребном виде? Почему самое смелое, что он позволит себе сам — это лишь протянуть ей руку, чтобы помочь подняться, лишь небрежно расправить перекосившуюся шнуровку её рубашки?..
Ему это приснилось. Всё это наверняка лишь приснилось ему…
Он ищет способы отвлечься. И сам порой не понимает, чего в этом «отвлечься» больше: бесшабашного бунтарства, чтобы досадить отцу, или же попытки унять этот въедливый скрежет промеж рёбер, прожигая время в кабаках, заводя сомнительные знакомства, ввязываясь в драки, время от времени обнаруживая в себя в чужой смятой постели. Он не запоминает лиц. Даже заводит привычку и вовсе закрывать глаза: так проще представлять на месте всех этих случайных женщин только одну. Ту, что так близко к нему и так ужасно, так несправедливо далеко.
Всё это не помогает.
Подарком на его двадцатипятилетие становится новость, что отец планирует избавиться от его присутствия в Серене, услав на далёкий и дикий остров в месяцах плаванья от материка. Константин слишком обескуражен этим решением, чтобы вникать в детали. Довольно и того, что Анну тоже обязали отправиться вместе с ним. Ради неё он готов стиснуть зубы и стерпеть этот презрительный отцовский пинок.
А потом в один из дней Анна возвращается откуда-то поздно: Константин сталкивается в ней в коридоре уже за полночь. Её глаза — чуть покрасневшие, сухие и злые. От неё остро пахнет лавандовым мылом и немного — алкоголем. Светлая кожа, выглядывающая из выреза рубашки и из-под отворотов рукавов — тоже покрасневшая. Словно её тёрли мочалкой едва не до царапин.
— Анна? — Он ловит её под локоть, когда она уже едва не прошла мимо. — Ты что, не заметила меня? Откуда ты?
Её глаза — два острых осколка зелёного стекла.
— Задание для Содружества. Нужны были мои навыки. В дипломатии, — он никогда ещё не видел такой кривой усмешки на её губах. — Ничего, я в порядке. Это не впервые.
— Ты можешь рассказать мне всё.
— Не всё. Это — не могу.
Горло сдавливает шершавой удавкой самых гадостных предчувствий. Что?..