— Я пришел в ваш кишлак, как странник, в поисках счастья, — Кудрат поднял глаза на Малику.

Но перед ним уже была не девушка, ожидающая волнующего признания, тонкого и нежного намека, перед ним была насмешливая властная председательша, апа.

— Счастье не валяется на пыльной дороге, его не вымаливают, как странник подаяние.

Малика резко встала, поднялся и Кудрат, он чувствовал, что, обманув ожидания, совершил оплошность, но до конца не понимал, в чем же дело. За дастарханом осталась только Нигора. Она растерянно поглядывала то на Малику, то на Кудрата, не понимая, какая муха их укусила.

И в этот момент произошла еще одна неожиданность: тихо открылась калитка, и во двор, вытирая грязным платком лицо, вошел старик сумасшедший. Увидев председательшу, он сразу остановился, не доходя до айвана, потоптался в нерешительности, но все-таки протянул руку и сказал:

— Хлеба дай…

Старик тянулся к Нигоре, но смотрел со страхом на председательшу. Не успела Нигора подняться с места, Малика схватила с хантахты большой кусок лепешки и брезгливо швырнула старику.

— Сколько раз я говорила, чтобы увезли дурака в сумасшедший дом! Пока сама не сделаю, никто не сделает! Пошел прочь! Бродит по домам, всех пугает! Ну, чего встал?! Иди отсюда!

Блаженный в последнее время панически боялся председательши и прятался, завидев ее. Но на этот раз не убежал. Он подобрался к валявшейся на земле лепешке, поднял ее, вытер рукавом и, обдувая пыль, пояснил:

— Это не богу, это мне…

Потом он передумал, быстро оглянулся, прокрался к айвану и положил хлеб на перила.

— Твоего не хочу, — он боязливо втянул голову и помахал рукой. — Она даст. Хлеба дай, а? — блаженный посмотрел на Нигору и вдруг улыбнулся, что-то вспомнив. — Знаешь, я нашел золотую коробочку. Твоему отнес, — он погрозил кому-то кулаком. — Теперь его не одолеют никакие черные силы.

Нигора была немного суеверной, и любовь старика к Камалу ее пугала, но вместе с тем и трогала, вот ведь, сходил в Маханкуль, навестил, принес какую-то золотую коробочку; а жалость побеждала и страх и естественную брезгливость. Нигора подкармливала, а иногда и обстирывала старика. Она сбежала с айвана с лепешкой и горстью конфет, сунула старику и хотела побыстрее выпроводить его за калитку с глаз раздраженной Малики, старик, видно, понял ее, послушно повернулся и пошел к калитке, но оттуда, чувствуя себя уже вне досягаемости председательского гнева, обернулся и хрипло закричал, блестя глазами:

— У тебя не сердце, а камень! Плачь! Слезами растопишь, только слезами! Много плачь!