Эра молчала, не зная, что ответить. Ее тревожили вопросы и в принципе, что речь зашла именно об Эрлане.
– Вы убили всю его родню…
– Я?! – ткнул себе в грудь пальцем. – Таак, уже интересно. Какие еще преступления за мной числятся?
Эра не понимала, она чувствовала, что происходит что-то катастрофическое, но не могла взять в толк. В виски било от напряжения, но сообразить не помогало.
Эберхайм долго молчал, видно надеясь, что до нее дойдет, и понял – нет.
– Ты стала очень похожа на свою мать. Почти то же лицо, гордая осанка, глаза, в которых все эмоции.
Девушка вздрогнула:
– Только не говорите, что вы знали мою мать.
– Знал.
Он не шутил, в его глазах не было насмешки, ядовитости, чувства превосходства, ненависти, желчи, не было ничего, что возбудило бы подозрение и желание просто послать его к чертям.
Но это и было страшно, и коликов и спазмов не хотелось слышать, что он скажет. Эра чувствовала, что он не лжет, не лукавит, и это тревожило больше, чем, если б угрожал или насмехался. Она боялась, что его слова как камни, лавиной обрушатся и погребут, что-то дорогое и понятное. Заденут Эрлана и скажутся на их отношениях.
– Не знаю, какую историю рассказали тебе, я скажу лишь, что было. Я любил твою мать. Любил до помолвки ее с Хеймехором, любил после. Ждал. Она не была счастлива, и точно знаю, что любила меня. Мы были с ней уже после рождения Нейлин…
– Только не говорите мне сейчас, что вы мой отец! – выставила в его сторону руку: это будет слишком. Это будет фарс. А у самой горло сжало и ноги еле сдерживали. Хотелось сесть и рвануть ворот платья, и оглохнуть навсегда…
Но Эберхайм не смеялся. Он молчал и смотрел, смотрел, так что Эрика и без слов поняла – и не устояла – ноги подкосились – осела у стены: Господи…
– Нет, – покачала головой. – Бред какой! Вы убили всех, вы!…
– Я убил только Хеймехора. Потому что он убил твою мать.
Эра кивнула – конечно.
– Убил, закопал и надпись написал – у меня была собака я ее любил…
– Он узнал о нашей связи и убил жену. Рассказать, как?
Девушка молчала, смотрела в одну точку и очень хотела заткнуть уши, но внутренне ждала его рассказа.