Эрика приоткрыла глаза – веки как свинцом накачали – и опять увидела Эрлана. Он был как напоминание – и захочешь забыть – не сможешь. А в голове одна мысль – надо успеть спасти город и ребят. Надо!

Сказать попыталась, но лишь губы приоткрыла – тяжело. Лой спокойно смотрел, как она пытается что-то сказать и четко слышал: "позови Самера, позови". Но не шелохнулся. Эра поняла, и взгляд на Вейнера перевела: позови Самера.

Мужчина, видя, что она пытается: что-то сказать, склонился к ней, но Эрлан тут же огрел правом:

– Отойди!

Шах зубы сжал отодвигаясь. Постоял, глядя в глаза девушке и чуть заметно кивнул. Вышел.

Лой понял, кто сейчас придет и не знал, что делать. Он чувствовал, что Эя сообщит что-то, что перевернет их жизнь и, возможно разрушит все его мечты. Он откровенно боялся, что она скажет: уходи, знать тебя не хочу. А уйти, когда она больна, он не мог. Впрочем, он не смог бы уйти от нее любой. Другое – что с ней происходит? Потеря ребенка сказывается?

– Эя, скажи, что с тобой? Что тебя мучает? – склонился к лицу, ласково оглаживая ее. Девушка закрыла глаза только, чтобы его не видеть. Ей хотелось кричать на него и прижаться одновременно. Из капкана был один выход, и она знала какой.

Эрлан уйдет сам. Так будет правильно. Она не может его видеть, и не может не видеть. И даже зная тому причину, противостоять не может. Значит, он сам порвет то, чем связал их вместе.

Лой почувствовал и чуть удивился, но больше принял желание Эры за каприз, за реакцию на травму и потерю дитя. И даже немного успокоился:

– Глупенькая моя, я никуда никогда от тебя не уйду, – и вытянул из ворота рубахи кулон треугольником, обвитый вязью, как множеством змей. – Мы теперь всегда будем вместе, чтобы не случилось. Я знаю, что тебе сейчас трудно, но мы переживем и это. И будем счастливы. У нас будут еще дети.

Эя зажмурилась: еще и только будут?! Значит, ребенка больше нет?

Волной накатила тоска и боль. И как девушка не убеждала себя, что все к лучшему, что этому "человеку" нельзя иметь детей, ей все равно было безумно жаль и ребенка и утраченных иллюзий, и будущего с Эрланом, которого больше нет и быть не может. И было тошно за то, что было, за собственную слепоту и столь же слепую веру во все, что он говорит, за то, что возвела его на пьедестал и возвеличила в собственном воображении до небес. А он оказался не просто мыльным пузырем – скотом. И она была с ним всерьез! И даже не догадывалась, что ее используют, как и остальных! Играют, как куклами.

В комнату вошел Самер, но только шаг сделал, Эрлан не оборачиваясь холодно бросил: